"Константин Бадигин. Корсары Ивана Грозного (Роман-хроника времен XVI века) [И]" - читать интересную книгу автора

- Так, так, - раздались одобрительные голоса. - Поклянемся.
- Неси Евангелие, святой отец, - продолжал Иван Петрович, обернувшись
к своему духовнику, отцу Захарию, сидевшему по правую руку.
Поп Захарий поднялся из-за стола.
Пока духовник ходил за Евангелием, все сидели молча.
Боярин Федоров во всем проявил осторожность. Но он не знал, что рядом
с горницей есть маленькая кладовушка, где хранилась посуда.
Любопытный старик Неждан, смекнув, что русские вельможи съехались не
только для застолья и охоты, забрался в нее послушать разговоры.
Отец Захарий появился вновь в полном облачении. Гости по очереди
подходили к нему, торжественно повторяли страшные слова клятвы и целовали
крест.
Собравшихся здесь бояр, князей, воевод и служилых людей объединяла
боязнь за свою жизнь, за свои земли и богатство. Произвол царя Ивана и его
телохранителей вывел из терпения многих государственных деятелей. Вельможи
упорно заступались один за другого, а царь Иван карал заступников, видя в
них возмутителей против своей власти. Слуги хотели отомстить своему
государю за смерть близких, за унижение и разорение, за пытки и казни без
суда и права. Для них царь Иван был не представителем господа бога на
земле, а простым смертным, родом стоявший не выше многих.
В опричнине они видели силу, ограждавшую личную безопасность царя
Ивана, и считали опричников разорителями и грабителями Русского
государства.
- Я вот о чем хочу спросить вас, государи, - сказал боярин Федоров,
когда все дали клятву, - почему так устроено: ежели польский король или
другой христианский владыка кого-нибудь из подданных к себе призовет,
радуется тот человек, счастлив и товарищи его поздравляют? А у нас
призовет к себе государь - прощайся с женой и детками, пиши завещание...
Не поймет царь Иван Васильевич, что нельзя на страхе едином, на опричнине,
всю Русскую землю держать. Почему он великий господин, а мы все рабы у
него? И ты, Гедиминович, раб, и ты, князь, и ты, боярин... И не вольны мы
ни в жизни своей, ни в животе своем. Все, что у нас есть, хотя бы от дедов
и прадедов шло, не наше, а царское... - Боярин Федоров вытер вспотевшее
лицо. Он говорил от сердца и волновался. Синий шрам от татарской сабли на
правой щеке боярина побагровел.
Гости, уставившись на Федорова, согласно кивали бородами.
- Раньше хоть жены нашими были. Когда-то царь Иван Васильевич боялся
посягнуть на святое таинство брака. А сейчас? Многие, ложась спать, не
знают, не увезут ли ночью жену на царскую потеху опричники. Я знаю порядки
во многих христианских странах, и нигде нет подобных нашим.
Иван Петрович замолк и склонил седую голову.
- Я тоже смотрю, - подал голос князь Василий Серебряный, - такой
царь, что своим ближним не верит, нам не надобен. За слово, за
укорительный взгляд - в тюрьму, как изменников. Каждый опричник впереди, а
ты жди либо плаху, либо пытки.
- Пусть бы советовался с нами, с боярами, - вступился Федоров. -
Ежели не по душе совет, можешь по-своему сделать: на то ты царь. Но ведь
он за противное слово на совете опалу кладет, а то и вовсе голову с
плеч... Не по старине, не так, как его отец да дед делывали. И опалу
положить царь волен. Однако прежде перед боярами оправдаться дай