"Константин Бадигин. Кораблекрушение у острова Надежды (Роман-хроника времен XVI века)" - читать интересную книгу автора

меня учил царя со света сжить. И тогда смотри, кабы тебе язык вместе с
глоткой не вырвали. Понял меня, Андрей Яковлевич? Коли не поп, так и не
суйся в ризы.
Дьяк сразу понял, что произошла осечка.
- Богдан Яковлевич, - со смирением произнес он, - в ризы я не суюсь.
Ежели сказал что не так, прости бога для. Не хотел я плохого. И знать
ничего не знаю, и ведать не ведаю. - Но подумал: "Уж больно ты хитер,
помогать такому не буду".
- Ладно, что было, то прошло, ссоры с тобой не хочу.
- Пойду по делам, Богдан Яковлевич.
Проводив глазами квадратную фигуру дьяка Щелкалова, Бельский снова
задумался. Он был уверен в победе.
Никто не ждет удара со стороны Нагих. "Бояре и князья подозревают
друг друга, но только не меня. Для них я слишком низок". Нагие вообще не
шли в расчет. От них хотели избавиться, отправить подальше, но
подозревать, что сегодня ночью они захватят власть в свои руки и посадят
на московский престол царевича Дмитрия?! Нет, таких мыслей ни у кого не
было. "Сейчас вся власть у меня в руках, стоит пошевелить пальцем".
Богдан Бельский, как оружничий и близкий царю Ивану человек, ведал
охраной Кремлевского дворца, и караульные стрельцы были у него под
началом. У красного крыльца под Грановитой палатой, в подклетях, находился
главный кремлевский караул в числе трехсот стрельцов, а у колымажных ворот
еще двести. Караульными стрельцами распоряжался стрелецкий полковник.
Увидев неподалеку стрелецкого пятидесятника, он поманил его:
- Ты знаешь, кто я?
- Как не знать, знаю. Ты царский оружничий.
- Так иди в караульную избу и призови ко мне стрелецкого полковника
Истому Совина.
Стрелецкий пятидесятник, топоча тяжелыми сапогами, пошел за
полковником. Богдан Бельский решил посмотреть, что делают думные бояре и
главные царские советники.
В хоромах рядом с горницей, где лежал мертвый царь Иван, собрались
первые люди русского государства. Все оставались на местах. Бельский
увидел Никиту Романовича Юрьева, Ивана Федоровича Мстиславского с сыном,
Ивана Петровича Шуйского. С ними сидели еще с десяток бояр и окольничих,
братья князья Шуйские, Годуновы. В уголке, скромно поджав ноги,
прислушивался к словам старших молодой боярин Борис Годунов.
По мыслям царя Ивана, опекунам, названным по завещанию, должна
принадлежать вся власть в государстве... Но слишком разными были эти люди,
чтобы вместе вершить дела. Никита Романович Юрьев был в преклонных летах,
и время, когда он бурно откликался на события, давно миновало. Он знал,
что не станет противодействовать Борису Годунову, а если придет
необходимость, то и поможет ему. "Мы все-таки родственники, - думал старый
боярин, - и Борис не задумает зла Федору, мужу своей сестры. А раз так, то
и мне зла от него не будет. А как дядя царя он, Никита Романович, всегда
будет на первом месте среди бояр... А еще Годунов страшной клятвой
поклялся помогать моим сыновьям".
Иван Федорович Мстиславский, старший боярин в думе, был другого
мнения. Он признавал бесспорное первенство Никиты Романовича Юрьева, но
всех остальных считал значительно ниже себя. За ним была порода, высокое