"Товий Баевский. Злоключения бывшего советского врача в Израиле (Скорая помощь - продолжение)" - читать интересную книгу автора

удается -- кладут на сутки -- двое, делают несколько раз кардиограмму,
анализы крови, и выписывают.
Поэтому регулярно -- минимум раз в месяц -- Мирьям появляется в
отделении, всегда со своей подушкой, по дружески здоровается с медсестрами,
и привычно располагается в палате. После этого, довольная и умиротворенная,
съедает больничный обед и отходит ко сну.
Дома скучно, поговорить не с кем, а тут приятное общество, бесплатная
кормежка и всеобщее внимание.
Иногда Мирьям так разнеживается, что пытается задержаться в отделении
как можно дольше. Поэтому, когда появляются первые признаки грозящей
выписки, она начинает по ночам, когда в отделении остаются только молодые
неопытные дежуранты, устраивать свои обычные представления с одышкой,
жалобами на боли.
Напуганный дежурный -- видя больную с типичными жалобами и диагнозом
стенокардии в истории болезни -- без долгих раздумий дает ей стандартный
протокол -- кислород, нитроглицерин в вену капельно, гепарин. А на следующий
день врачи отделения, чертыхаюсь, оставляют ее еще на день для наблюдения.
Ясно, что любой из врачей не слишком заинтересован в такой больной,
поэтому все дежурные раньше старались положить Мирьям не в свое, а в чужое
отделение. Этому перепихиванию однажды положил конец ответственный за
терапию в больнице доктор Пик -- он установил между отделениями "дежурство
по Мирьям" -- теперь она попадает в каждое отделение по очереди.
Всем, в общем, понятно, что основная причина такого поведения Мирьям --
психозаболевание. Есть ли у нее ишемия миокарда или нет -- это вопрос
открытый и весьма сомнительный, а вот то, что она душевнобольная --
известно. Поэтому вначале ее карьеры делались попытки вызывать к ней на
консультацию психиатров, переводить ее в соответствующее отделение, давать
психотропные. Но Мирьям решила эту проблему просто -- с психиатрами
разговаривать отказывалась, таблетки выкидывала в унитаз, а при робких
попытках перевести ее в психиатрию закатывала такой дивный приступ одышки,
что от нее тут же отставали.
По гуманным израильским законам, невозможно принудить психобольного
получать лечение, если он не опасен для себя или для окружающих. Так вот --
Мирьям не опасна, поэтому имеет полное право от психиатрического лечения
отказаться. А то, что она при этом сводит с ума всю больницу и скорую помощь
-- это уже закон не волнует. А уж о толстой пачке неоплаченных счетов за
услуги Скорой Помощи и говорить нечего -- она их подсовывает под ножки
мебели, чтобы не шаталась -- платить то ей все равно нечем.
Ицик пошел читать лекцию волонтерам, а я заглянул в комнату к
водителям. Мне на встречу поднялся Гиль -- молодой парень с ярко -- рыжей
шевелюрой и россыпью веснушек на физиономии, по виду типичный англосакс,
привезенный родителями в Израиль из Южной Африки в возрасте 13 лет. Гиль до
сих пор говорит на иврите с небольшим английским акцентом. Он лет пять
работает на Скорой, и, в то же самое время, успел сделать первую степень по
археологии в Тель-Авивском Университете. Археологией он продолжает
заниматься для души, ездит на раскопки, но работу бросать не хочет. Это и
верный кусок хлеба, и все тот же экшен, без которого людям, отравленным
Скорой, жизнь кажется пресноватой. Гиль степенно здоровается со мной за
руку, и после непременных ивритских "Ма иньяним -- бесэдэр (Как дела? -- Все
в порядке)" говорит: