"Владислав Бахревский "Борис Годунов"" - читать интересную книгу автора

Федорович велел поставить в чистом поле столы и принялся славить грозное
свое войско царскими пирами. На каждый пир собирали по семидесяти тысяч
гостей. Ели, пили, у кого сколько силы было.
Весело ждали крымцев. И они, наконец, пожаловали. То было посольство
мурзы Алея.

Всю ночь ратники палили в небо из ружей, из пушек.
Разразилась гроза, но куда грому небесному до грозы человеческой.

Утром измученных бессонницей послов повели к Годунову. Царский шатер от
посольского стана был в семи верстах, и все эти семь верст мурза Алей и
его товарищи ехали через сплошной строй ополченцев, стрельцов, немецких
солдат, а позади строя проносились конники.
Большего ужаса мурза Алей за всю жизнь свою не изведал: Крыму конец!
Перед такой силой сама Турция не устоит.

Посол Казы Гирея ухватился за мир, как за спасительную соломинку.

Встречали Бориса в Москве колокольным звоном и всеобщей радостью.
Победа была одержана небывалая:

съедены многие тысячи возов отменного продовольствия, выпито - вторая
Ока.

Не так уж это и глупо воевать с пустым местом. Хан Казы-Гирей не о
набегах теперь думал, боялся, как бы на него не набежали.

1-го сентября, в праздник Нового Года, патриарх Иов помазал Годунова
миром и возложил на его главу царский венец.

И потрогал Борис венец на голове своей, и сорвалось с губ его румяных:

- Бог свидетель - не будет в моем царстве бедного человека! Последнюю
рубашку разделю со всеми.

За ворот себя потряс, жемчугом, шитый.

Видно, и в звездный час свой не чуял царь Борис в себе царя. Совесть
требовала от него платы за венец. Большой платы, ибо получен не по праву,
а одним только хотением.

Борис готов был платить: дворянам, и соглядатаям, боярам и простолюдью,
патриарху и самому Богу.

Слово, говорят, не воробей, у царя и подавно. Ту рубашку с жемчугами
впрямь пришлось вскоре отдать.

Уж такие злодеи Россией правили, каким мир в веках не видывал. Правили
великой прохвосты и блаженные дурачки. При дурачках только и было покойно.
От умных да ученых, кто хотел добра не себе одному, происходило всеобщее