"Рафаил Бахтамов. Там, за чертой горизонта (Главы из повести)" - читать интересную книгу автора

- Что делать! Оттуда и вовсе не сбегаешь.
- А при возможности?
- Конечно. За советом.
- За советом, - повторил Хант задумчиво. - Потому мы и называемся:
Совет. Совет и указание, думаю, разный вещи. Впрочем, ладно. Как вы себя
чувствуете?
Гордин помолчал.
- Средне.
- Будет хуже, - сказал Хант прямо. - Почти пятнадцать лет. А темп жизни
высок, догонять трудно - вы скоро почувствуете. Мы, врачи, называем это
психоаритмией - термин, который, к сожалению, уже можно встретить в
энциклопедии.
- Профзаболевание космонавтов?
- Не только. С вами, думаю, обойдется сравнительно легко.
- Почему?
- Способность к отсеву лишней информации. Теперь о полете. Анализ
материалов не закончен, пока несколько предварительных вопросов...
Он слушал внимательно, не перебивал. Но по быстрым кивкам, по
замечанию, брошенному мельком, Гордин понял: все это Ханту известно. И тем
ни менее он спрашивает.
Гордин улыбнулся. Председатель Высшего Совета - гений. А человеческое
ему не чуждо. Отчет, стереозвуковые фильмы, диаграммы, показания приборов.
Все так. Но в глубине души он надеется: есть еще что-то главное, чудо, что
ускользнуло от приборов и станет известно сейчас, в разговоре.
- О планете, пожалуйста, подробнее. - Это был единственный признак, что
Хант оценил лаконичность ответов. - У вас хорошая зрительная память.
Гордин откинулся в кресло, закрыл глаза. Уже не видел, как сдвинулись
шторы, затеняя огромные окна. Он и Ханта не видел. Только светлую точку
вдали. Она надвигалась, росла. Обозначился квадрат - серовато-белое, будто
из талого снега слепленное поле. Черные тени. Но это уже были скалы Глории,
корабль шел на посадку.
При всем том он помнил, что сидит в кабине Ханта. Что он должен не
просто увидеть, - показать Глорию, выбрав самое основное или, пожалуй, самое
личное, ибо все, что несло в себе биты информации, стало добычей автоматов.
Это было их право, он не вмешивался. Они фотографировали планету в
инфракрасных и ультрафиолетовых лучах, вели запись в недоступных ему
внезвуковых диапазонах, снимали электрические, магнитные, гравитационные
характеристики.
О чем же рассказывать? Хант не летал, во всяком случае далеко. Он
поймет, но не почувствует, что это такое - первый шаг на чужой планете. И
если есть награда за месяцы одиночества, за четыре постылых стены, за
мертвое время и мертвое небо, за болезнь, описание которой вошло в
энциклопедии, если может быть за все это награда, то одна - открытая тобой
планета. Земля под ногами и неизвестность, ожидание чуда. Чудес нам и не
хватает на нашей слишком известной Земле.
- Планета как планета, - сказал он. - Молодая. В атмосфере много
углекислого газа, но кислород есть. Растения... Вероятно, съедобны.
Преобладают резкие цвета. Красиво, хотя к контрастам нелегко привыкнуть,
вначале устаешь.
- Красиво. - Хант как будто вздохнул.