"Александр Бахвалов. Зона испытаний ("Нежность к ревущему зверю" #2) " - читать интересную книгу автора

была бессмысленна. Музыка ни о чем. Они походили друг на друга - она и ее
музыка. Когда она перестанет играть, ничего не переменится. Будет тихо.
Только и всего.
С каждой минутой Долотову становилось все невыносимее, как человеку,
погибающему от удушья, и, приметив стоящий у дверей свой дорожный чемодан,
долго смотрел на него, пока не понял, что есть единственное спасение -
убраться из этого дома!
"Лютрову нужно было погибнуть, чтобы я решился..."
Ужасно было сознавать, что он так и не подружился по-настоящему с
Лютровым. Это казалось большим несчастьем, чем годы, прожитые в этой
квартире. И не боль, не жалость к себе, не горе охватили его при этой мысли,
а ощущение бедствия, поражения... Смерти Лютрова не было места в душе
Долотова, в его понимании вещей.
Он так и не дождался, пока жена закончит этюды. В пять минут
собравшись, он уехал к Извольскому, оставляя за спиной урчащие звуки
виолончели и шесть лет жизни с женщиной, которая вызывала их, эти
бессмысленные для слуха звуки.

2

Проснувшись на следующий день после похорон Лютрова, Костя Карауш никак
не мог понять, где он, и долго рассматривал освещенную слабым утренним
светом небольшую комнату с неудобным диваном, на котором спал; два книжных
шкафа из темного полированного дерева, большой письменный стол, вместо бумаг
на нем лежало вязанье - какой-то розовый чулок, пришпиленный спицами к
клубку ниток. Над диваном, угрожающе наклонившись, висела внушительная копия
картины "Девятый вал". К кому он угодил? Ни в одной из знакомых ему квартир
не было ни такой обстановки, ни таких высоких потолков, украшенных
витиеватой лепниной по углам и в середине, откуда спускались три длинные
бронзовые цепочки, поддерживающие люстру. Чувствовалось, что все, что стояло
и висело в комнате, появилось здесь давно, давно не двигалось с места, давно
по-настоящему никому не нужно, как это бывает в семьях, где родители стары,
а дети выросли и разъехались, живут на свой лад.
Судя по свету за окном, время было не раннее. Превозмогая похмельную
ломоту в голове и косясь на Дверь, Костя натянул брюки, рубашку, надел туфли
и, стараясь не нарушить тишины квартиры, крадучись и о дошел к окну, чтобы
по приметам во дворе попытаться определить свое местопребывание.
И что-то там показалось ему знакомым - то ли чугунные фонарные столбы,
то ли ажурные перила балконов дома напротив; перила эти были сделаны из
кованого железа и представляли собой переплетение фантастических ветвей в
стиле модерн начала века.
На дворе было тихое морозное утро. Толстая дворничиха скребла примятый
ногами прохожих слег на дорожках. Этот скребущий звук напомнил ему сначала о
похоронах, потом о Боровском...
Сунув руки в карманы, Костя заново оглядел комнату и, поскрипывая
паркетом, подошел к книжным шкафам. За стеклом одного из них, на полке, были
разбросаны тисненные золотом дипломы и свидетельства. Их было много, этих
дипломов. Брошенные в беспорядке, они запылились, выцвели, покоробились. И
опять Косте показалось, что тех, кому эти дипломы могли быть интересны, уже
нет в доме... Тут же на полке лежала две фотографии: на одной молодой