"Григорий Яковлевич Бакланов. Был месяц май (про войну)" - читать интересную книгу автора

Григорий Яковлевич Бакланов.

Был месяц май


---------------------------------------------------------------
Рассказ
Григорий Яковлевич Бакланов (Фридман)
Рассказ "Был месяц май" ("Почем фунт лиха"), источник - Григорий
Бакланов, "Мой генерал", повести и рассказы, Вагриус, Москва, 2000. Рассказ
в разных изданиях имеет разные названия
OCR и вычитка: Александр Белоусенко ([email protected])
---------------------------------------------------------------

Был месяц май, уже шестой день, как кончилась война, а мы стояли в
немецкой деревне: четверо разведчиков и я, старший над ними. В деревне этой,
непохожей на наши, было двенадцать крепких домов, под домами - аккуратно
подметенные подвалы, посыпанные песком, и там - бочки холодного яблочного
сидра, во дворах - куры, розовые свиньи, в стойлах тяжко вздыхали
голландские коровы, а за домами, на хорошо удобренной земле, рос хлеб. И
мирное майское солнце освещало все это: и хлеб на маленьких полях, и красную
черепицу крыш, и розовых свиней, и добродушно раскланивающихся по утрам
хозяев. Они как-то сразу, без рассуждений перешли к состоянию мира,
настолько просто, словно для этого всего только и требовалось снять сапоги и
надеть домашние войлочные туфли, те самые домашние туфли, которые шесть лет
назад они сняли, чтобы надеть сапоги. О войне они говорить не любили, только
осуждающе качали головами и называли Гитлера: это он виноват во всем, пусть
он за все и отвечает. А они сняли с себя сапоги.
На второй день мира за деревней, в хлебах, мы поймали немецкого
ефрейтора. Рослый, в черном блестящем офицерском плаще с бархатным
воротником, он стоял среди нас, и мы, взяв немца, впервые не знали, что с
ним делать. Глядя на него, сутуло поднявшего под плащом прямые плечи, я
вдруг почувствовал условность многих человеческих понятий: позавчера он был
враг, а сейчас уже не враг и даже не пленный, и в то же время было еще
непривычно его отпустить.
Помню июль сорок первого года. Мы отступали, и многих не было уже, но,
взяв в плен немца, видя, что у него большие рабочие руки, мы хлопали его по
спине, что-то пытались объяснить, как бы сочувствовали, что вот он, рабочий,
и что же Гитлер сделал с ним, заставив воевать против нас. И кормили его из
своего котелка. Так было в начале войны. И вот она кончилась, перед нами
стоял немецкий ефрейтор, вспугнутый в хлебах, и никто из нас не мог
ободряюще похлопать его по спине. Не могли мы сейчас сказать друг другу,
как, наверное, говорили солдаты после прошлых войн: "Ты - солдат, и я -
солдат, и виноваты не мы, а те, кто заставил нас стрелять друг в друга.
Пусть они отвечают за все". Иное лежало между нами, иной мерой после этой
войны измерялась вина и ответственность каждого.
Но, видимо, жители деревни и хозяин дома, в котором я стоял, не
чувствовали этого. Утром, когда я, повесив на спинку деревянной кровати
ремень и пистолет, завтракал, он входил с трубкой в зубах и приветствовал
"герра официра". Вначале - от дверей, но через день-другой он уже сидел у