"Наталья Баклина. Гадкий утенок, или Повесть о первой любви " - читать интересную книгу автора

10-00".
Объявление на дверях деканата расставляло все точки над "i". Они,
действительно, едут завтра на сельхозработы. По крайней мере, те, кто успел
вернуться после каникул. Шурочка Панова еще раз мысленно пробежалась по
списку вещей, что нужно взять с собой: три футболки, пару штанов, свитер,
куртку, кеды, тапочки, сапоги резиновые с утеплителем. Лифчики, пожалуй, не
возьмет. Они совершенно ни к чему были, когда их в школе на хлопок посылали.
Грудь у нее маленькая, едва на первый номер вытягивает, под тремя одежками и
не видно ничего. А Томская область не Ташкент, уже август, быстро
похолодает, как раз по три одежки напяливать придется. Спортивный костюм еще
надо. Правда, красный он, как пожарная машина, другого маме достать не
удалось. Да и ладно, пусть красный.
Шурочка в который раз отвела челку с очков. Новой прическе был всего
второй день, и она еще не очень привыкла к кудряшкам. Остричь волосы Шурочка
решилась сразу по приезде с каникул да еще и завивку сделала химическую,
чтобы лучше лежали. Волосы не подвели: легли красивыми крупными кольцами и
даже цвет изменили, стали слегка каштанового оттенка.
Все два месяца, что жила дома в Ташкенте, Шурочка пыталась пойти
постричься, да мама все отговаривала. Мол, волосы у тебя жидкие,
непослушные. Пока длинные, ты их хоть в пучок соберешь, а повиснут прядями -
не уложишь. Шурочка сдавалась, так как хорошо помнила свою последнюю
стрижку. Ей было шесть лет, и мама отвела ее в парикмахерскую, мечтая, как
куцые дочкины косички превратятся в аккуратное каре с челочкой набекрень.
"Набекрень" не получился. Оказалось, что у лба волосы у Шурочки растут не
вниз, а вверх, вихром. И челочка у лба оттопыривается смешной загогулиной,
как ты ее ни приглаживай. Шурочка потом с полгода ходила с бантом,
завязанным чуть ли не на лбу: мама собирала вихрастую челку и
крепко-накрепко завязывала ее в короткий хвостик. И при этом приговаривала,
как дочке не повезло с волосами. Потом, когда Шурочка подросла, и волосы у
нее отросли (правда, ниже лопаток они никогда не вырастали, хотя их никто не
стриг: так, подрезали посеченные кончики и все), мама частенько
приговаривала, что дочке и с внешностью не повезло. Шурочка смотрела на себя
в зеркало и соглашалась: не повезло. Щеки толстые, нос курносый, конопушки.
Она всегда была толстой щекастой девочкой, а когда в десять лет надела очки,
то и вовсе приобрела классическую внешность умненькой дурнушки.
При этом Шурочка была влюбчивой чрезвычайно. Ей был жизненно необходим
объект для воздыханий - чтобы было кого выискивать взглядом в школьных
коридорах и слышать собственный учащенный пульс оттого, что Он мазнул по ней
равнодушным взглядом, чтобы мечтать перед сном, как Он падает к ее ногам и
клянется в огромной и пожизненной любви, чтобы писать стихи в тетрадочку,
рифмуя "вновь-любовь" и "тебя-любя". В эти игры она играла лет с восьми. И
от безответных "любовей" страдала столько же: за все десять лет, от восьми
до нынешних восемнадцати, мальчики обратили на нее внимание лишь дважды. В
одиннадцать лет в пионерском лагере в нее влюбился мальчик Вова. Он был
толстым и лопоухим, похожим на маленького смешного слоненка. Все в отряде
над ним посмеивались, а она - нет. Вова был младше Шурочки на целый год и
под объект страсти никак не подходил. Им с Шурочкой поручили рисовать
отрядную газету, и они рисовали, болтали, им было интересно вместе. А потом
Вова начал приглашать ее на танцах, и все в отряде смеялись над Шурочкой, и
тогда она попросила Вову не лезть к ней.