"Дмитрий Михайлович Балашов. Ветер времени (Роман, Государи московские 5)" - читать интересную книгу автора

- А потаскали, - сказал (вслух, чтоб и иным мочно было услышать), -
мы с тобою мертвяков на Москве!
И Василь Протасьич бледной тенью улыбки ответил ему и отозвался
словом:
- Потаскали, Никиша! Вот и меня теперь... Пережил князя свово... -
Помолчал, пожевал губами, спросил себя: - Владыка едет ли?
Никита перемолчал, да и понял по движению за спиной, что время ему
уже отступить посторонь: набольшие тута!
Ясные глаза и точеный обвод лица кинулись в очи. Кто такая? Словно и
не зрел - из ближних, видать, а незнакома!
Поглядела скользом, лишь глянула, а одобрение удали своей прочел в
мимолетном взоре и круче повел плечьми, отступя, еще раз оглядел ее, уже
отвернувшуюся: невысока, стройна... Почти в монашеской сряде - кабы
заместо убруса на голове куколь... Кто ж такая-то?! Словно всех женок
вельяминовских знал наперечет! Гостья? А держит себя - словно своя!
Недодумал, позвали. Раздвинув плечом молчаливую толпу, шагнул в
обширные сени. Звал Василь Василич. И совсем стороннею мыслью прошло: вот
бы обнять такую... Поди, и уста не те, и иное прочее не под нашу стать!
Поглядеть и то в кутерьме этой только и довелось!
Василь Василич стоял, облизывая пересыхающие губы: гневен!
- Слушай, Никит Федорыч! Батько не помер ищо, а там ужо в одночасье у
княжого двора хвостовские наших теснят! Поглянь! (Вот оно, наступило!
Торопитце Алексей Петрович Хвост, ой, торопитце!)
Никита кивнул, зыркнув глазом за точеные перила, туда, где грудились
потерявшие строй, растерянные кмети:
- Ентих разрешишь взять?
- Бери! - подумав миг, сумрачно разрешил Василь Василич. И Никита
кожею учуял мгновенную растерянность Вельяминова: тысяцким во след отцу
должен его ставить новый князь... <Ну, да ведь Протасьич ищо не померши!>
- подогнал себя Никита, хоть и знал, как и те, хвостовские, что от
<черной> спасения нет.
Уже к ночи (до зуботычин дошло-таки, и до хватанья за копья, и до
брани поносной, но хошь без мертвого тела обошлось), когда очистили двор и
наряды свежей сторожи вельяминовской прочно стали у княжого терема,
погребов и ворот Кремника, Никите, что был на спуске за Фроловскими
воротами, подомчавший вершник донес, что Василий Протасивич совсем плох и
уже при конце. По перепалому лицу догадав остальное, Никита пал на коня и,
с бранью расталкивая дуроломную толпу, подскакал к Протасьеву терему,
остолпленному плачущим и ропщущим народом. Уже у крыльца понявши, что
Василий Протасьич ежели не умер, то вот-вот помрет, решительно распорядив
сторожею, врезав плюху растерянному ратному, полез на крыльцо. Жалкие
женочьи голоса сверху из горницы и вопли дворовой чади не дали обмануть
себя. Подосадовав на Василь Василича - опоздал-таки! - он в полутьме
переходов лез, пихал кого-то и уже при дверях, на последних ступенях,
заторопясь, почти в объятия ухватил, так что ощутил тепло живого тела и
тонкий аромат аравитских благовоний, встречную женку боярскую. Еще полный
тем, дворовым задором, решительно повернул к себе и обмер: то опять была
она! Рыдающая, в сбившемся убрусе и очелье. Боясь оскорбить (а кровь
жарко, толчками ходила в груди), под локти проводил, почти занес в
какую-то малую припутную клеть, верно, девичью горницу, в темноте опустил