"Владимир Николаевич Балязин. За светом идущий [И] (детск.)" - читать интересную книгу автора

Евдоким, псари, Геронтий и сам владыка хмуро, но с интересом следили за
всем, что делала ловкая лекарка.
Только сын ее не видел этого - он сидел в темной съезжей избе,
забившись в угол, и плакал. Он клял Евдокима, холопов-псарей, клял владыку и
Геронтия за то, что ни один из них и пальцем не пошевелил, чтоб спасти его
от позора и боли. Наплакавшись, он стал думать: "А ведь когда Евдоким ударил
меня, он еще не знал, что Игрунка укусила змея. Если б знал, вдвое или втрое
всыпали бы мне холопы. А ну как сдохнет Игрунок, что тогда будет?" И аж
сердце у него сжалось от жалости и страха, а в груди похолодело.
До самого вечера сидел он в съезжей, стыдясь показаться на глаза людям
и матери. Вечером, пробравшись к жеребятнику, он крадучись вошел внутрь.
Пахло вялыми травами, конским потом, прелой от мочи и навоза соломой.
Жеребята сопели, тихо пофыркивали, терлись боками о стенки загонов. Тимоша
нашел Игрунка и встал возле него на колени. Игрунок лежал на боку, подогнув
ногу, и опасливо косился на мальчика круглым коричневым глазом. Тимоша нежно
гладил жеребенка по шее, по крупу, когда вдруг услышал, как тихо скрипнула
дверь. На пол лег желтый кружок света. "Евдоким, должно", - подумал Тимоша и
затаил дыхание, не желая видеть обидчика. Круг света между тем приближался.
Некто медленно и грузно шагал прямо к Игрунку в стойло. Тимофей глянул и
обомлел: в черной рясе, простоволосый, шел по конюшне владыка.
Увидев мальчика, он поглядел в глаза ему и тихо произнес:
- Отодвинь-ко солому в сторону - светильник поставлю.
Легко коснувшись пальцами больной ноги жеребенка, владыка ласково
потрепал Игрунка по холке и спросил:
- Как это он на змею-то наткнулся? А то тебя и товарища твоего так
скоро в разные стороны унесло, что и узнать было не у кого.
- Купали мы их, а в реке змея, - буркнул Тимоша.
- Глядеть надо было лучше, затем и к коням приставлены. Змею в воде
завсегда видно, - ответил Варлаам.
Тимоша промолчал.
- Горд ты очень и горяч, - после недолгого молчания проговорил владыка.
- А ведь сказано: "Смирение паче гордости". Много ли гордецов вокруг себя
видел?
- А то хорошо ли, владыко, что одне холопы кругом? - вопросом на вопрос
ответил Тимоша.
- Где же это ты однех холопов узрел? Али и я холоп? - спросил Варлаам.
- Так ты таков на весь наш край один. Ты да еще, может, государев
воевода, а опричь вас двоих - все холопы.
- И попа, и дворяне, и сотники, и люди купецкого звания - все холопы?
- А кто другому кланяется - тот и холоп. Тебе да воеводе всяк
кланяется, всяк шапку ломит да руку целует, али то не холопство?
- Так ведь и я патриарху руку целую и государю в пояс кланяюсь, нешто и
я холоп?
- Перед ними, выходит, и ты, - тихо проговорил Тимоша и от страха
сжался: всяк ли год слышал подобное владыка? И от кого?
Архиепископ поднял с пола светильник и близко поднес его к лицу
мальчика. Сощурившись, он долго глядел в глаза ему, а Тимоша, замерев, стоял
перед Варлаамом на коленях как деревянный. Однако ж взгляда не отводил.
- Сколь годов тебе, Тимофей? - спросил Варлаам, и мальчик удивился,
услышав от владыки свое имя.