"Георгий Балл. Вверх за тишиной (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

законно признавался Рыжий.
В центре вселенной существовали две девочки - Пшенка и Манка. Обе
голубоглазые, беленькие. Манка - полная девочка, подружка, необходимая,
конечно, для Пшенки, совершенной красавицы с длинной тяжелой косой. И что
говорить - вся мальчишеская карусель вертелась вокруг Пшенки. Только вот еще
чего - ближе всех Пшенка подпускала меня, а я старался показать, что мне
почти безразлично. Несколько раз я торопливо целовал ее. И я теперь
подозреваю - все, чтобы посмеяться над Рыжим.
- Рыжий, Рыжий, конопатый...
По высшему закону, его рука и ее рука - это не мой удел. Ночами он
караулил Пшенку, замирал, когда смотрел на нее. И чем больше я понимал, что
он один из нас, только он один любит, и он - законный, а я - чужой, тем
больше я измывался над ним.
- Рыжий, Рыжий, конопатый...
Мы шли с ней рядом. И ничто не предвещало, что мир рухнет, исчезнет.
Он поджидал нас. В руке у него я увидел пистолет.
- Рыжий, у отца взял? - спросил я и засмеялся.
Отец его был крупный военный, который потом попал в немецкий плен, но
погиб на Колыме.
Он молча направил пистолет на меня.
- Отойди, - тихо сказал Рыжий.
Я медлил. А Рыжий уже повернул на Пшенку. Мы были от него всего в двух
шагах. Рыжий выстрелил. И когда Пшенка, даже не вскрикнув, упала, он
выстрелил себе в голову.
Их хоронили в памятный день 22 июня. Собрался почти весь поселок:
взрослые и дети. Повезли хоронить на Немецкое кладбище. Сколько цветов,
сколько цветов... С этих двух смертей для меня началась война.
А потом вся жизнь. Мой движок еще стучит. Живых друзей теперь почти не
осталось. Одно слово - старик. "Какой же ты старик, ты юноша, я по глазам
вижу".
Я пошел не в церковь, а поехал на Немецкое кладбище. Зима была снежной,
но день промозглый - всюду сугробы, ноги едва вытащишь.
Руками я разгреб снег с могилы родителей. И низко поклонился. От холода
и колючего снега руки мои сделались мучительно красными, не мог уже шевелить
пальцами.
Я пошел искать могилу Пшенки и Рыжего.
Но снег был глубок. Я понял, что могилы мне не найти. Тогда я подошел к
стене кладбища. В стене углубления. Окошечки для урн и фотографий. Из
каждого окошечка глядели фотографии, лица - старые и совсем молодые. Я
останавливался, всматривался. Кого я хотел увидеть? Просто я знал, что те,
на фотографии, были когда-то живы. Пройдя всю стену, почти до выхода из
кладбища, я вспомнил безымянную речку, тишину теплого света...
- Рыжий, Пшенка, - прошептал я. - Неужели вы счастливее меня?
Я не помнил, как вышел на задворки новостроек к этой безымянной реке.
Крест-накрест забито, кто я. А только холодное зимнее небо.
Внизу - производственный мусор, засыпанный снегом. Я посмотрел вверх, в
колокольной белесости неба я ясно различил две кружащиеся багряные точки. Я
слился с ними в сладостной свободе.
Время покинуло меня. Без исповеди моя душа оказалась в бесконечности,
по ту сторону жизни.