"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

существа; мысль ее озаряла своим светом будущее,- так на берегу моря часто
можно видеть луч солнца, который пронзает облака и прочерчивает на горизонте
полосу света. Руки женщины свешивались с подлокотников, голова, точно она
была слишком тяжела, откинулась на спинку кресла. Белое, очень широкое
перкалевое платье не давало возможности судить о пропорциях тела, а сган
скрывали складки шарфа, небрежно завязанного на груди. Даже если бы свет и
не обозначил рельефно ее лица, как бы нарочито его выделяя, и тогда всякий
сосредоточил бы свое внимание исключительно на нем; в его оцепенении,
длительном и, несмотря на жгучие слезы, холодном, выражалась такая
подавленность, которая поразила бы и самого беззаботного ребенка. Ужасающее
зрелище представляла эта беспросветная скорбь, которая могла переливаться
через край лишь в редкие минуты и снова застывала на лице, точно лава вокруг
вулкана. Можно было подумать: то умирающая мать принуждена покинуть своих
детей в пропасти нищеты и никому не может поручить их. В чертах этой дамы,
уже лет сорока, но теперь более красивой, чем когда-либо в юности, не было
ничего характерного для фламандской женщины. Густые черные волосы буклями
падали на плечи, окаймляя щеки. Лоб ее, очень выпуклый и узкий в висках, был
желтоват, но под ним блестели черные пламенные глаза. Ее лицо, чисто
испанское, смуглое, без ярких красок, попорченное оспой, останавливало на
себе взгляд совершенством своей овальной формы, контуры его, несмотря на
искаженные черты, сохранили в себе тонкость и величественное изящество,
порой ясно проступавшее, если какое-нибудь движение души возвращало ему
первоначальную чистоту. Но больше всего благородства придавал ее
мужественному лицу орлиный нос, и хотя высокая горбинка указывала на
недостатки его строения, но преобладало все же изящество, недоступное
описанию; стенка между ноздрями была так тонка, что сильно просвечивала
розовым. Широкие, в морщинках губы хотя и обнаруживали гордость, внушенную
знатным происхождением, но запечатлены были природной добротой и дышали
приветливостью. Можно было оспаривать красоту этого лица, одновременно
полного силы и мягкости, но оно приковывало к себе внимание. Женщина эта,
невысокая, горбатая и хромая, долго просидела в девицах еще и потому, что ей
упорно отказывали в уме; однако некоторых мужчин сильно привлекало ее лицо
выражением горячей страстности и неистощимой нежности; они так и оставались
под ее очарованием, удивительным при стольких недостатках. Она очень
походила на своего деда, герцога Каса-Реаль, испанского гранда. Исходившее
от ее лица очарование, которое в былые годы столь деспотически овладевало
душами, влюбленными в поэзию, в эту пору было еще сильнее, чем в любой
момент ее прошлой жизни, но направлено, так сказать, в пустоту, выражая
колдовскую волю, всемогущую по отношению к людям, однако бессильную перед
судьбой. Когда ее взор отрывался от стеклянного шара, от рыбок, на которых
она смотрела, не видя их, она поднимала глаза, как бы в отчаянии взывая к
небесам. Ее мучения, казалось, были такого рода, что в них можно было
признаться только богу. Молчание нарушалось лишь сверчками, да кузнечиками,
трещавшими в садике, откуда шел жар, как из печи, да глухим позвякиваньем
серебра, тарелок и стуком стульев, так как в соседней комнате слуга накрывал
к обеду. В это мгновение опечаленная дама прислушалась и, казалось, пришла в
себя; она взяла платок, вытерла слезы, попробовала улыбнуться и прогнала
выражение скорби, запечатлевшееся во всех ее чертах, напустив на себя такое
равнодушие, как будто жизнь ее была избавлена от всяких тревог. Оттого ли,
что, постоянно сидя дома из-за своей немощи, она привыкла подмечать