"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

Несомненно, Лафатеру захотелось бы изучить его лицо, говорящее о терпении, о
фламандской порядочности, о непорочной душевной жизни, где все было широко и
величественно, где страсть казалась спокойной потому, что она была сильна.
Нравы этого человека, вероятно, были чисты, слово свято, дружба постоянна,
преданность совершенна; но воля, которая направляет эти качества ко благу
родины, общества или семьи, роковым образом дала им иное назначение. Этот
гражданин, которому надлежало блюсти счастье семьи, умножать благосостояние,
направлять своих детей к прекрасному будущему, жил вне круга своих
обязанностей и привязанностей, в общении с каким-то родственным ему гением.
Священнику он показался бы исполненным благодати, художник поклонился бы ему
как великому мастеру, энтузиаст принял бы его за ясновидящего Сведенборговой
церкви ["...ясновидящего Сведенборговой церкви".- В ряде стран образовались
секты последователей Сведенборга, особенно они распространились в Англии и
Америке]. Разорванный, нелепый, изношенный костюм его странно контрастировал
в описываемую минуту с чарующей изысканностью женщины, которая так скорбно
им восхищалась. Люди, страдающие физическими недостатками, но умные или
наделенные прекрасной душой, проявляют в своем костюме изощренный вкус. Они
либо одеваются совсем просто, понимая, что их очарование всецело в области
духовной, либо умеют отвлечь чужие глаза от неправильности своего
телосложения какими-нибудь изящными чертами своего облика, привлекающими
взгляд и дающими пищу уму. Эта женщина не только отличалась душевным
благородством, она любила Валтасара Клааса тем женским инстинктом, который
является прообразом разума ангельского. Воспитанная в среде знаменитейших
бельгийских семей, она могла бы развить свой вкус, даже если бы не обладала
им от природы; а когда ее наставником сделалось желание постоянно нравиться
любимому человеку, то она стала одеваться восхитительно, причем, несмотря на
два недостатка в сложении, элегантность ее не казалась неуместной. Ее стан
портили, впрочем, только плечи, одно из которых было заметно выше другого.
Взглянув через окно на двор, потом в сад, точно желая убедиться, что никого
здесь нет, кроме Валтасара, она бросила па него взгляд, полный покорности,
отличающей фламандских женщин, ибо уже давно у нее любовью вытеснена была
гордость испанской знати, и сказала нежно:
- Валтасар, ты очень занят?.. Вот уже тридцать третье воскресенье ты не
ходишь ни к обедне, ни к вечерне.
Клаас ничего не ответил; его жена опустила голову, сложила руки и
ждала; она знала, что молчание означает не презрение, не пренебрежение к
ней, а тиранически овладевшую им озабоченность. Валтасар был из тех, кто
долго хранит в душе юношескую деликатность, он счел бы себя преступником,
если бы выразил мысль хоть сколько-нибудь обидную для женщины, подавленной
сознанием физического своего недостатка. Среди всех мужчин только он,
вероятно, и знал, что одно слово, один взгляд могут омрачить годы счастья и
что обида становится еще жесточе от резкого контраста с обычной мягкостью,
ибо, по самой природе нашей, мы сильнее огорчаемся диссонансом в счастье,
чем наслаждаемся неожиданной радостью среди горя. Несколько мгновений спустя
Валтасар, казалось, пробудился, быстро огляделся и сказал:
- Вечерня? Ах, дети у вечерни...
Он сделал несколько шагов, чтобы посмотреть на сад, где повсюду росли
великолепные тюльпаны; затем вдруг остановился, точно натолкнулся на стену,
и воскликнул:
- Почему не достигается соединение в положенное время?