"Оноре де Бальзак. Настойчивость любви" - читать интересную книгу автора

кормилица.
- Дивлюсь, дитя мое, видя вас в такой нищете! В этих лохмотьях... в
изношенном тряпье, среди поля, босая даже в воскресенье, меж тем как вы
обладаете большими сокровищами, чем можно их узреть, обойдя все владения
аббатства. Наверно, горожане преследуют вас и досаждают вам своей любовью?
- Ничуть, господин мой. Ведь я принадлежу аббатству, - повторила
девушка и показала ювелиру обруч на левой руке; подобный обруч одевается
скоту, пасущемуся в поле, только у девушки был он без колокольчика.
Красавица взглянула на мастера, и глаза ее выражали такое отчаяние, что
он остановился, потрясенный. Известно, что сильная сердечная скорбь
передается от сердца к сердцу через глаза.
- А что это? - спросил он, решив все узнать от нее самой, и тронул
обруч. Хотя на том обруче было изображение герба аббатства, притом довольно
выпуклое, у ювелира не было желания рассматривать его.
- Господин мой, я дочь крепостного раба, а потому всякий, кто женился
бы на мне, даже горожанин Парижа, тоже станет рабом. Все равно он будет
принадлежать аббатству душой и телом. Если бы человек тот соединился со
мною, не женясь, то и тут дети считались бы за аббатством. Вот почему я
оставлена всеми, брошена, как скотина в поле. Но особенно мне обидно, что по
желанию приора аббатства и в тот час, когда ему заблагорассудится, меня
сведут с таким же крепостным человеком, как и я. И будь я даже не столь
безобразна, как сейчас, и полюби меня кто-нибудь всей душой, все равно,
увидев на мне вот этот обруч, он убежит прочь, как от черной чумы.
И сказав так, девушка потянула за веревку свою корову.
- Сколько вам лет? - спросил ювелир.
- Не знаю, господин мой, но у нашего владельца, монсеньора приора, есть
запись.
Столь жестокая доля растрогала нашего мастера, тоже немало вкусившего
от горького хлеба нищеты. Он шел рядышком с девицей, и так дошли они в
глубоком молчании до ручья. Ювелир любовался прекрасным челом девушки, ее
крепкими покрасневшими руками, величавой осанкой, смотрел на ее запыленные
ноги, будто изваянные для статуи девы Марии. Тонкие, нежные ее черты
восхищали его - ему казалось, что перед ним живой портрет святой Женевьевы,
покровительницы Парижа и крестьянских девушек. Заметьте себе, что наш
девственник, чистый сердцем и помыслами, угадывал прелести белоснежной
груди, которые девица прятала с очаровательной стыдливостью под грубым
платком, и они возбуждали его жажду, как в жаркий день соблазняет школьника
наливное яблочко.
И то сказать, все, что доступно было его взорам, свидетельствовало, что
девица эта - чистое сокровище, как и все, впрочем, чем владеют монахи. И чем
строже был запрет касаться сего цветка, тем сильнее Ансо томился любовью, и
сердце его стучало так сильно, что он слышал его биение.
- У вас отличная корова, - промолвил он.
- Не угодно ли молочка? - ответила крестьянка. - Нынче май жаркий
выдался, а до города далеко.
И впрямь небо было синее, без единого облачка, и дышало жаром, как
плавильная печь. Все кругом сверкало молодостью - листва, воздух, девушки,
юноши. Все пылало, зеленело, благоухало. Простодушное приглашение, сделанное
без всякого расчета, ибо никаким золотом не оплатить несказанное очарование
доброго слова и скромного взгляда, обращенного на него девицей, растрогало