"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

физических упражнений появились признаки коматозного состояния, взяла меня
из коллежа, оформив все за четыре-пять часов. При известии о моем отъезде
Ламбера охватила жестокая скорбь. Мы спрятались, чтобы поплакать.
- Увижу ли я тебя когда-нибудь? - нежно говорил он мне, сжимая меня в
объятиях. - Ты-то будешь жить, - продолжал он, - но я умру. Если я смогу, я
явлюсь тебе.
Только молодой человек может произнести подобные слова с выражением
такой убежденности, что они воспринимаются как предсказание, как обещание,
ужасного исполнения которого следует лишь опасаться. В течение долгого
времени меня преследовала неясная мысль об этом обещанном мне явлении.
Бывают такие дни хандры, сомнений, ужаса, одиночества, когда я должен гнать
от себя воспоминания об этом меланхолическом прощании, которое тем не менее
оказалось не последним. Когда я шел через двор к выходу, Ламбер прижался к
одному из закрытых решеткой окон столовой, чтобы увидеть, как я буду
проходить. По моему желанию, мать получила для Ламбера разрешение пообедать
с нами в гостинице. Вечером я, в свою очередь, проводил его до рокового
порога коллежа. Никогда любовник и любовница не проливали столько слез при
расставании, как мы.
- Прощай же! Я буду один в этой пустыне, - сказал он, показывая двор,
где две сотни детей играли и кричали. - Когда я вернусь усталый, полумертвый
после долгих путешествий по просторам моей мысли, в чьем сердце найду я
отдохновение? Чтобы сказать тебе все, достаточно было одного взгляда. Кто же
теперь поймет меня? Прощай! Лучше бы я никогда не встречал тебя, я бы не
узнал многого из того, чего мне теперь будет так недоставать.
- А я, - отвечал я ему, - что будет со мной? Разве мое положение не
ужасней? - И прибавил, хлопнув себя по лбу: - У меня здесь нет ничего
такого, что могло бы меня утешить.
Он покачал головой изящно и вместе с тем грустно, и мы расстались. В
этот момент Луи Ламбер был пяти футов и двух дюймов ростом, и больше он уже
не вырос. Его лицо, ставшее особенно выразительным, свидетельствовало о
доброте характера. Божественное терпение, развитое дурным обращением,
постоянная сосредоточенность, которой требовала созерцательная жизнь, лишила
его взгляд той дерзкой гордости, которая нравится в некоторых лицах и в
которой наши учителя читали свое осуждение. Теперь на его лице ярко
отражались мирные чувства, его пленительную ясность никогда не искажали
ирония или насмешка, так как природная доброжелательность Луи смягчала в нем
сознание силы и превосходства. У него были красиво очерченные, почти всегда
влажные руки. Стройная фигура его могла служить моделью для скульптора, но
наша серая, как железо, форма с золотыми пуговицами, короткие штаны
придавали нам такой неловкий вид, что совершенство пропорций и мягкость
очертаний тела Ламбера можно было увидеть только в бане. Когда мы плавали в
нашей купальне на Луаре, тело Луи резко отличалось своей белизной от
различных тонов кожи наших товарищей, костеневших от холода, посиневших в
воде. Его формы были изящны, позы грациозны, цвет кожи нежный; он не дрожал,
выйдя из воды, может быть, потому, что избегал тени и стремился на солнце.
Луи был похож на обладающие особой чувствительностью цветы, которые
закрывают свои чашечки при малейшем ветерке и желают цвести только под
безоблачным небом. Он ел очень мало, пил только воду; кроме того, то ли
инстинктивно, то ли следуя своим вкусам, он был скуп на движения,
требовавшие затраты сил; его жесты были сдержанны и просты, как у людей