"Крис Банч. Последний легион " - читать интересную книгу автора

- Иди на ковер, - приказала Куант, и Кипчак исчез за дверью.
- Схожу за кофе, - сказала она Ньянгу. - Когда собирается столько
начальства, нужен кофе.
Она ушла. Ньянгу оценил ситуацию, подошел к рабочему столу первого
твега и включил интерком. В кабинете командира роты звучал голос Кипчака.
- Нет, сэр. Мне это неизвестно. Мы целый день провели на полигоне.
- Кроме вас, нам не удалось найти ни одного человека, в последний год
побывавшего хотя бы в другой системе Конфедерации. Про Ценгрум я и не
творю, - звучал незнакомый голос. - По словам твега Гонсалеса, у вас
хватает ума, чтобы дать нам хоть какую-то полезную информацию.
- Вряд ли я могу о чем-то судить, сэр. - Петр говорил неохотно. - Я
ведь не аналитик. И вообще, я предпочел бы не говорить на эту тему.
- Почему? - спросил Хедли.
- Потому что... Потому что если я скажу то, что думаю, меня могут
записать в сумасшедшие.
- Мы попробуем понять, - прозвучал незнакомый голос.
- Давай, Петр, - сказал Хедли. - Всем, кто живет на этой планете,
сейчас очень нужны факты. Пусть это даже сумасшедшие факты.
- Как прикажете, сэр, - ответил Кипчак и заявил:
- Я думаю, что Конфедерация разваливается. То есть уже развалилась,
если я правильно понимаю. Сэр, когда я последний раз уволился, то провел
на гражданке целый год. Все, что меня окружало, было ни на что не похоже.
Я знаю, людям с такой биографией, как у меня, может казаться, что мир
катится в тартарары. Но вот вам факты. Во-первых, я так и не получил
денег, полагающихся при увольнении. Я ходил по всем инстанциям, но мои
бумаги оказывались где угодно, но не там, куда я приходил. С каждым разом
в очередях у госучреждений стояло все больше и больше таких, как я. Тех,
кому что-то было нужно от государства. И никто ничего не мог добиться.
Всем отказывали под разными предлогами, а некоторые говнюки-бюрократы не
удосуживались даже изобретать предлоги. Я начал сравнивать происходящее с
тем, что помнил по доармейской жизни. Все шло не так. И никому, во всяком
случае никому из начальства, ни до чего не было дела. Общественный
транспорт ходил без всякого расписания, если вообще ходил. На транспортных
развязках - пробки, аварии, обвалы. А все только пожимают плечами, как
будто так и надо. Преступность стала видна без всяких газет. Да какая
преступность! Убивать стали просто ради того, чтобы убивать. Без цели
ограбления, без всякой видимой корысти. Чуть ли не каждый день кто-то из
политиков оказывался на скамье подсудимых, и никто этому не удивлялся.
Может, мне в этой ситуации просто показалось, но я заметил, что богатые
люди стали сверхбогатыми, а бедные - почти нищими. Увидеть на улице
богатого человека было почти невозможно - они редко выходили из своих
районов, похожих на средневековые крепости. Если выходили, то с
несколькими телохранителями, а если выезжали - легко могли поймать кирпич
на ветровое стекло. Тот, кто его бросил, считался героем.
- Вспыхивали массовые беспорядки, - продолжал Петр. - Они, конечно,
возникают то здесь, то там уже дюжину лет. Поволнуется народ и перестанет.
Мы с твегом Гонсалесом не понаслышке знаем, что это такое. Но теперь, во
всяком случае на Центруме, все выглядело иначе. Бунтовали не только те,
кому нечего терять - обитатели трущоб и безработные, - бунтовали все. И не
потому, что им хотелось полюбоваться зрелищем горящих магазинов или