"Артур Баневич. Похороны ведьмы ("Приключения чароходца Дебрена Думайского" #2) " - читать интересную книгу автора

Берга. По поручению известного странствующего рыцаря Кипанчо Ламанксенского.
- Я восстанавливаю дом, - пояснил Удебольд, указывая на пустой
глинобитный пол и голые стены. Лицо Дебрена, кажется, выразило удивление,
поэтому он быстро пояснил: - Я знаю, как это выглядит, но здесь не то, что
вы думаете. Я живу тут, но лишь теперь... Хотя не скрою - одно с другим
связано. В этом доме она родилась, здесь росла, тут мы играли, будучи
детьми. Короче: каждый предмет напоминает мне о ней, каждый колышек в стене.
- Колышек? - немного рассеянно повторил магун, которого заинтересовало
состояние дома. Из каменных стен выломали двери и окна. Колышки тоже.
Светловолосый явно смутился:
- Знамо дело, ребятишки... Ну, в общем, раза два мы с сестренкой
нехорошо поиграли. Ну, я и мой старший брат Кавберт. Втроем, значит. Только
не подумайте, что применяли силу! Она, правда, попискивала, ножками дрыгала,
это верно, но верно и то, что в глубине души и ее эти игры радовали.
- С колышком? - Зехений, кажется, еще не вполне уверенный, сложил
пальцы, но знака кольца пока не начертал.
Удебольд обеспокоенно улыбнулся:
- Раза два немного перебрали, не скрою. Платьице порвали, штопать
пришлось. Но кровь больше ни разу не пролилась, поверьте. Только вначале.
Потому что мы, молокососы, не очень осторожно колышком-то...
Он осекся, слегка испуганный резким взмахом руки у самого носа. Монах
трижды начертал кольцо, затем молча подсунул ему руку для поцелуя. Удебольд,
не очень понимая, но подчиняясь привитому каждому махрусианину рефлексу,
поблагодарил за благословение, чмокнув монаха в пальцы.
- Это тяжкий грех, - сурово произнес монах, - но поскольку, как вижу,
ты искренне раскаиваешься, да и малышом в то время был под опекой старшего
брата, да к тому же вы только тот единственный раз кровь ей пустили, то
правом, данным мне...
- А сколько раз можно девице кровь пускать? - буркнул Дебрен.
- ...Господом Богом и Церковью, я грех тебе прощаю. А ты, Дебрен, не
лезь промеж Господа и согрешившими детьми его, иначе наживешь себе
неприятности. У нас, в городе Горшаве, одна баба на глазах толпы собственным
языком удушилась, потому что без очереди пыталась на исповедь пробиться.
Взвесь как следует: самые чистые намерения имела, ибо что может быть
благороднее, нежели отмытие согрешившей души. И что же? И замертво пала,
поелику та, которая стояла перед ней, уже начала говорить, из-за чего в
небесах сей инцидент приравняли к посягательству на таинство.
Дебрен, рассматривая носки собственных башмаков, молча выслушал
поучения. Однако когда поднял глаза, взгляд у него был холодный, не слишком
дружелюбный.
- Дальняя хоть была родня-то? - Удебольд не успел ответить. - И сколько
лет было этой, как ее?..
- В первый раз, пожалуй... Сейчас, надо подумать... Кавберту было лет
двенадцать, потому что раньше-то у него... коротковат был, чтобы
осилить... - Дебрен почувствовал, как у него вспыхнули щеки, и разозлился
из-за того, что никто больше и не подумал краснеть. - Значит, мне было
восемь, а ей шестнадцать.
- Ну вот, видишь? - торжественно возгласил Зехений. - Взрослая женщина,
а ты парнишку, что в два раза моложе ее, обвиняешь! Она его соблазнила, на
всю жизнь травмировала! Да-да, травмировала, я знаю, что говорю! Глянь на