"Валерий Барабашов. Жаркие перегоны " - читать интересную книгу автора

[Image003]


В центре радиостудии - просторной, с высокими, пропускающими много
света окнами, со схемой дороги на одной из белых, обитых дырчатым
пенопластом стен - массивный, отливающий коричневой полировкой стол. По
ближней к двери ножке стола взбирается толстый жгут кабелей связи. Это нервы
дороги. Нервы сходятся в одну точку - в продолговатый, матово поблескивающий
серой краской микрофон. Обычно у микрофона, в торце стола, сидит Уржумов,
начальник дороги. Пришедшие на селекторное совещание его заместители,
начальники служб ждали его и сегодня. Уржумов только что вернулся с
заседания коллегии министерства, где докладывал о причинах затяжного сбоя в
работе магистрали. О причинах этих начальники служб, разумеется, знали, сами
составляли общую справку, но важно было теперь узнать мнение членов
коллегии, принятое по докладу Уржумова решение.
Лица у собравшихся хмурые, сосредоточенные. Оставшееся до начала
совещания время каждый тянет по-своему: один рисует на листке бумаги
замысловатые фигуры, другой читает что-то из принесенной с собою папки,
третий, откинувшись на спинку стула, задумчиво глядит в окно на запылившиеся
тополя в сквере, четвертый сел к столу, но тут же встал, принялся ходить по
студии... Лишь начальник связи, подтянутый, стройный человек, занят
неотложным делом: снял трубку стоящего перед ним внутреннего телефона и
что-то говорит, подняв серые внимательные глаза к схеме, на которой то и
дело вспыхивают красные яркие лампочки.
- Теперь нормально, - кивает он, прибавив голос, и все оборачиваются на
него, тоже поднимают головы к схеме.
Не вносит обычного оживления и появление в студии начальника службы
гражданских сооружений Еременского, в лице которого, в манере говорить есть
что-то словно бы шутовское, подзуживающее.
- Что носы повесили? - хохотнул Еременский, плюхнувшись на свободный
стул у двери. - Позамерзли, что ли? В таком случае прошу сегодня в нашу
новую баньку - такую парилку отгрохали...
- Будет нам сейчас банька и без твоей, - отозвался с усмешкой
черноглазый и быстрый в словах Ипатов, начальник службы движения,
отворачивая рукав кителя и сверяя часы: из коридора, из чьего-то открытого
кабинета, донеслись сигналы радио. Был полдень.
Тотчас открылась дверь, и вошел Желнин, держа в руках зеленую, знакомую
всем папку с бумагами. Бросил на ходу: "Здравствуйте, товарищи", скорым
шагом пересек студию. Удобно сел перед микрофоном, близоруко глянул на
квадратные настенные часы с прыгнувшей в этот момент стрелкой, надел
сверкнувшие позолотой очки. Торопливо развернул зашуршавший лист бумаги,
сводку за минувшие сутки, придвинул к себе микрофон. Лицо его - одутловатое,
с тяжелой грушей подбородка - строго, даже сердито. Щелкнув тумблером,
Желнин заговорил напористым, сочным баритоном:
- Начнем, товарищи. Константин Андреевич поручил провести совещание
мне, его вызывают в обком партии. Прошу отделения представиться. Западное?
- Зам НОДа Васильев. Луговец болен, - отозвался голос из белой стены,
под часами, где был вмонтирован динамик.
- Ясно. Восточное?
- НОД, Алферов.