"Анри Барбюс. Сталин " - читать интересную книгу автора

Старого света еще в то время, когда вся Россия была сплошным пепелищем,
грудой развалин, атакуемых изнутри и извне контрреволюцией, - Ленин, этот
провидец, умевший во всей широте и во всех подробностях охватывать
обширнейшие планы, какие когда-либо нарождались в человеческом мозгу, - этот
Ленин тоже отлично умел говорить с рабочими, с каждым рабочим в отдельности.
Нахлобучив кепку на свой круглый голый череп, засунув руки в карманы, лукаво
прищурив глаза, с видом заурядного уличного торговца, он бродил у заводских
ворот. Он заговаривал с рабочим, болтал с ним по-товарищески и привязывал
его к себе навеки. Смирного он превращал в бунтаря, бунтаря - в
революционера. (А крестьяне говорили о нем: "Это - свой брат. Словно сейчас
от сохи"). Таков был и Иосиф Виссарионович, - и уже это одно их сближало,
выделяя из массы других.

"Естественная простота его речи и обращения с людьми, его
абсолютная беззаботность в отношении личных жизненных удобств,
его внутренняя твердость и полное отсутствие суеты, его тогда
уже заметная подготовленность сделали его, еще молодого
работника, авторитетным и своим человеком среди тифлисских
рабочих. "Наш Сосо", - говорили о нем рабочие".

Это гениальное умение становиться на уровень своих слушателей было
одной из глубочайших причин того доверия, которое Сталин всегда внушал
массам, его великой роли в революции. Но не надо смешивать: становиться на
уровень слушателя - вовсе не значит принижаться, прибедняться или впадать в
вульгарность. Ничуть не бывало. Орахелашвили, знавший тогдашнего Сосо, дал
мне очень точное определение: "он не был ни схематичным, ни вульгарным".
Сосо считал, что пропагандист это - популяризатор, говорящий то же, что
говорит и ученейший теоретик, но только умеющий выразить это в словах,
доступных слушателям данного культурного уровня. Как же этого добиться? -
При помощи образов и живых примеров.
Мы, - говорит Орахелашвили, - которые вели ту же пропагандистскую
работу, что и Сталин, не умели обходиться при собеседованиях без некоторых
трудных терминов. Нас преследовали не всегда понятные слушателям: тезис,
антитезис, синтез и прочие диалектические тонкости. Все это чересчур
перегружало наши беседы с рабочими и крестьянами. У Сталина - ничего
подобного. Он брал вещи совсем с другой стороны, он подходил к ним не
отвлеченно, а жизненно - диалектически. Разъясняя, например, понятие
буржуазной демократии, он ясно, как день, показывал, почему она "хороша" в
сравнении с самодержавием и почему "плоха" в сравнении с социализмом. И все
понимали, что хотя демократическая республика - огромный шаг вперед от
самодержавия, но в определенный момент она же может оказаться таким
препятствием на пути к социализму; которое необходимо взорвать ...
Другая черта - его веселость. Но только не на работе! Смешивать одно с
другим не следует. Однажды, - рассказывает тот же Орахелашвили, - было
устроено собрание на квартире у одного крупного кавказского работника.
(Собираться приходилось в семейной обстановке, потому что других
возможностей не было). Во время заседания сынишка хозяина забрался к отцу на
колени, а тот стал ласкать его, всячески сдерживая шалости и болтовню
карапуза, который еще не интересовался серьезными разговорами. Тогда Сталин
встал, осторожно взял ребенка на руки и вынес его за дверь со словами: "Ты,