"Александр Барков, Геннадий Цыферов. А будет ли удача? " - читать интересную книгу автора

Государь наш Петр Великий немало сил и труда затратил, дабы прославить
науку. Великая северная экспедиция 1734 - 1743 годов составила опись морей
и берегов северных государства нашего. Имена Беринга, Лаптевых, Челюскина
на века сохранятся в памяти благодарных потомков. Думаю, и мы должны быть
достойны их памяти.
"Достойны их памяти..." - ученый задумчиво смотрит на стопку книг на
столе.
Там-там - выстукивает он мотив старой немецкой песни:

Капля серебра дарит хрусталю цвет и звук...
Толика славы дает жизни блеск и радость...

Там-там-там... "Блеск и радость..."
А много ли радости было у него?
Труд, постоянный, неустанный труд. Один философ писал, что труд -
радость, однако вдыхать аромат цветов, слушать музыку, пение птиц - тоже
радость. Но такой радости у него было мало.
Не раз его друзья говорили:
- Ты, безусловно, преуспел, Самуэль. Так молод - и уже профессор!
Ох уж эти благожелатели! Знали бы они, чего ему это стоило! Гмелин
постоянно от всего отказывался: от дружеских пирушек, от прогулок за
город, от свиданий. А когда весной цвели акации и на вечерних балах, шурша
крахмальными юбками, танцевали барышни, он до поздней ночи засиживался над
книгами.
Там-там-там... толика славы. Он хотел, он мечтал стать знаменитым. И
что же? Гмелин на мгновение насупил брови и вдруг озорно подмигнул своему
отражению.
"И все-таки печалиться пока не стоит. Сын бедного тюбингенского
лекаря стал в двадцать два года профессором университета. Тебя пригласили
в Петербургскую Академию наук. А в скором времени ты собираешься в Персию
изучать животный и растительный мир и "обращать внимание на все, что
примечания достойно". Сегодня тебя примет императрица, чтобы лично дать
высочайшее соизволение. Пройдет семь - десять лет, и ты будешь знаменит.
"Смотрите, неужели это тот Гмелин? - станут говорить в гостиных. -
Исследователь Персии. Примечательнейшая личность!".
Ученый кружится по комнате, хватает трость, начинает отчаянно
фехтовать.
Противник ловок, силен, но Гмелин делает блестящий выпад, и тот
падает ниц. Профессор поднимает опрокинутые стулья.
Утренний шум пугает слугу Прохора. Он вскакивает и никак не может
понять, что произошло. Так рано; в комнатах один барин. А барин с
важностью расчесывает бакенбарды и ликует:
- Виват! Победа! Я еду на Кавказ!
"Батюшки, - вздыхает Прохор, - не свихнулся бы господин... День и
ночь за книгами, вот ум за разум и зашел".
- Вы чайку с ромом попили бы. Никак, горячка у вас?
- Что? Что ты сказал? - Гмелин вновь хватает трость, загоняет
перепуганного слугу в угол и, чуть кольнув в живот, смеется: - У меня не
горячка, а хороший настроений! - От волнения профессор заикается, говорит
неправильно. - Сей день поутру мне надобно быть во дворце.