"Александр Барков, Геннадий Цыферов. А будет ли удача? " - читать интересную книгу автора

- Господин профессор! - чей-то насмешливый голос выводит Гмелина из
задумчивости.
Рисовальщик Бауэр. В отряде он известен как первый весельчак и
насмешник.
- Господин профессор, - загадочно произносит рисовальщик. - А вы,
по-моему, ошиблись в экипировке экспедиции.
- В чем же? - Гмелин настораживается и ждет очередной шутки.
- Да вот... - Подобно всем насмешникам Бауэр говорит серьезно. - Да
вот взяли лошадей, а не позаботились о кошке. Отличнейший проводник ночью.
- Безусловно, - медленно произносит Гмелин. - Безусловно. - И
неожиданно, как опытный фехтовальщик, делает выпад: - А вы не
беспокойтесь. Здешние кошки еще позаботятся о вас, Бауэр.
И как бы в подтверждение слов путешественника, рисовальщик вдруг
видит рядом два больших желто-зеленых глаза.
- Пантера! - в ужасе кричит он и стреляет.
- Бывает, бывает... - Профессор дружески похлопывает художника по
плечу. - У вас слишком развито воображение, Бауэр.
Рисовальщик смущается.
- Ничего, сударь, не огорчайтесь, - успокаивает его Гмелин. - Со мной
еще хуже случалось. Однажды во время лихорадки в Ензели мне знаете что
почудилось? Будто бы поручик Охотников... Вы помните его?
- Как же...
- Так вот, мне представилось, что Охотников - не кто иной, как
наследник престола Павел. Я вел с ним обстоятельную беседу, жаловался,
просил солдат, лошадей. Грозил и плакал даже. Судя по всему, вам до слез
еще далеко.
Последние слова ученый произносит почти шепотом. Вновь нахлынули
воспоминания, закружили, словно вихрь, взволновали до глубины души, унесли
в прошлое: Ензели, Шемаха, Дербент, старые друзья: Борисов, Охотников...
Как ни парадоксально, но дороже всего для него этот персидский период
жизни.
С грустью и насмешкой вспоминает он свои первые мечты о славе, о том,
как при его появлении в петербургских гостиных будут говорить: "А кто сей
Гмелин?" - "Да как же, великий путешественник!"
Великий! После первого путешествия его действительно называли
великим. Однако не путешественником, а кляузником. И все из-за того, что
он во что бы то ни стало стремился лучше экипировать вторую экспедицию.
Сил, им затраченных на это, вполне хватило бы еще на одно путешествие.
Впрочем, надо отдать должное чиновникам. Они предупреждали об
опасности, грозящей ему в западных провинциях. Междоусобица, разбой,
враждебность ханов к России. Напоминали даже о забытой экспедиции
Лопухина, родственника Петра, который возвращался с посольством Артемия
Волынского в Россию. Ему доверили доставить подарки царю, в том числе, ни
много ни мало, живого слона. Тогда же Лопухин получил нечто вроде охранной
грамоты. Грамота сия гласила: "В своих владениях Каракайтагский уцмий
всячески будет способить и благоволить Лопухину". На деле же уцмий в
сговоре с другими ханами предательски напал на русский отряд. Завязалась
ожесточенная перестрелка. Во время оной несколько казаков были убиты, а
слон тяжело ранен...
Лишь благосклонное соизволение императрицы заставило чиновников