"Вячеслав Барковский, Евгений Покровский. Русский транзит 2 " - читать интересную книгу автора

Сказала, что Параскева мне поможет... Ну, я сразу и поехала. Вышла на той
станции, иду по дорожке. Не успела и двадцати шагов сделать, как навстречу мне
идет маленькая такая, словно ребенок, старушка и кричит: "Что ж ты мне мужа
своего не привезла? Без него ничего тебе о твоем Игоре не скажу!" Тут я на
колени перед ней и упала, хотела молить старушку, чтобы она сказала мне, что с
Игорем... Еще рот открыть не успела, только глаза подняла, а бабулька-то слепая.
Толя, у нее глаз нет, а она видит, по дороге сама без палочки и поводыря бегает
и все о нас знает... Поедем, Толя, сейчас же поедем, она знает, где наш Игорь.
- А тебе эта слепая часом не пригрезилась? - раздражаясь, ядовито спросил
Юрьев.- Тебе, Ира, надо бром принимать и витамины в задницу колоть, а то вперед
меня загремишь на Пряжку...
И тут Ирина, подняв на Юрьева полные слез и мольбы глаза, сказала:
- Хочешь, я на колени встану? - И она медленно, все также глядя прямо в
глаза Юрьеву, сползла со стула на пол.
- О нет! Хватит! Бабские глупости! - орал Юрьев, словно вдруг потеряв под
ногами опору и придя от этого в полную растерянность.- Ладно, если тебе так
надо, то едем, только поскорее... Но ведь меня ждет Седов, и мне голову оторвут,
если я не приду сегодня в институт и не подпишу им их сраный акт! А-а, ну и
пусть оторвут! Давай быстрее, поехали к твоей слепой! Ну что, что ты там на полу
делаешь? Вставай же, едем, едем...
Не смея попросить у плачущей жены на опохмелку, но втайне надеясь
задержаться по дороге до Витебского вокзала у одного из пивных киосков за ее
счет, Юрьев первым решительно вышел за дверь.
По дороге до вокзала ему, однако, так и не удалось подлечиться; всякий раз,
проходя мимо сумрачного скопления жаждущих выздоровления страдальцев, он
украдкой поглядывал на жену. Но Ирина была уже вся там, у слепой старушки, а он
еще не настолько опустился, чтобы, хватаясь за сердце, хныкать и попрошайничать.
В общем, он так и не нашел в себе спасительной наглости. "Вот и хорошо,-думал
он,-теперь в электричке сдохну. Так мне, дураку, и надо!"
В вагоне Юрьев очень неудачно сел у самого окна, и застрявшее в зените
солнце всю дорогу лупило по нему прямой наводкой. Он с отвращением смотрел на
пролетающие мимо зеленые холмы с кособокими строениями на макушках, рваные
лоскуты огородов с копошащимися в земле огородниками: пузатый мужик в картузе и
семейных трусах, сползших под огромный щетинистый живот, орудовал платиново
горящей на солнце лопатой; двуспальная баба в розовом атласном бюстгальтере
пестовала, как огромная индюшка, своих босоногих и по-телячьи счастливых
отпрысков.
Вагон раскалился, как жаровня...
"Пивка бы, хоть кисленького",-уныло мечтал Юрьев. Он так и не сумел
опохмелиться, и поэтому тихо страдал до самой станции, где проживала слепая
Параскева.
На станции, пару раз глотнув лесной свежести и вдохнув натуральных лесных
ароматов, Юрьев, как-то сразу по-стариковски сгорбившись, смирился с
перспективой похмельной ломки. Он лишь попросил Ирину идти помедленнее, чтобы
иметь возможность, не вмешиваясь в процесс личной реанимации, контролировать,
однако, робкую работу своих внутренних узлов и сочленений, начинавших со скрипом
оживать на лоне природы. К вечеру они должны были и без помощи малых доз
алкоголя сложиться в работоспособный организм.
Юрьев даже заулыбался.
В спрятавшейся среди гигантских кладбищенских тополей деревянной одноглавой