"Марк Барроклифф. Подружка №44 " - читать интересную книгу автора

работу, но он был не так уж не прав. "Время летит" - написано на часах,
висящих у меня в кабинете. Однако если оно и летит в представлении Гарри
Чешира, то не как сверхзвуковой лайнер в безбрежной синеве, а как жирная,
синяя навозная муха, что бьется о стекло, тупо стремясь к видимой, но
недостижимой свободе.
Короче, работу свою я не люблю и подозреваю, что любую другую тоже.
Интервью вгоняют меня в тоску. Когда мне их поручают, я сижу над заданием,
как ребенок над тарелкой каши, которую надо съесть до последней крошки, не
то не выпустят из-за стола. Я злюсь на шефа за то, что за мою зарплату он
ждет от меня честного труда, и не представляю, чем бы мне было интересно
заниматься более двух дней подряд. Разве что визажистом в "Пентхаусе" или
"Плейбое"? Хотя и это надоест. Супермодели, они все на одно лицо (и не
только лицо). Видел одну - считай, что видел всех.
Наверное, неудобно ненавидеть свою работу, когда столько народу бьется
изо всех сил, чтобы найти хоть какую-то, но что поделаешь.
Сейчас я занимаюсь опросами для одной телевизионной компании. Мы,
исследователи общественного мнения, - разнорабочие в огромном мире
телевидения, мы по крупицам собираем необходимую для разных программ
информацию. Я работаю в шоу "Ваши права и их обязанности". Это передача о
защите прав потребителей. Мне приходится иметь дело с бедолагами, которых
обманули или обхамили, и пытаться превратить их в жертв собственной
популярности, в резервуары, куда общество может сбросить излишки своего
сочувствия. В результате страдает мое мнение о себе самом, ибо жалеть этих
людей я не способен. Хотел бы, искренне хотел бы, но не могу.
Итак, как я уже сказал, я упоенно рылся в куче видеосвидетельств
халатности строителей, продавцов, производителей пучеглазых, устрашающего
вида плюшевых медведей и получал чуточку удовольствия всякий раз, когда
видел, что кто-то делает свою работу еще хуже, чем я. Тут в кабинет вошел
мой начальник и указал мне на горящий огонек автоответчика: пора было
прослушивать сообщения. Но сначала несколько слов о моем рабочем месте.
Те, кто работает в относительно прибыльных отраслях промышленности,
таких, как машиностроение или фармакология, наверняка уже представили себе
ярко освещенный, прохладный зал, полный красивых молодых мужчин и женщин,
настроенных взять от жизни все. Так думал и я, когда решил делать карьеру на
телевидении, - долгие обеденные перерывы, шикарная работа, широкий выбор
женщин, большое предприятие. Увы, все не так. Я бодро вошел в мир
независимых телекомпаний, от передачи до передачи живущих в страхе, не зная,
где взять средства на следующий выпуск.
Говоря "начальник вошел в кабинет", я имею в виду "начальник вошел в
собственную приемную", или, точнее, "кинорежиссер-неудачник с трудом
пробрался сквозь залежи рухнувших надежд, горы сценариев и отснятых пробных
выпусков, которые он до сих пор не в силах выбросить, к двери в свою
конуру". Подобно многим, чье формирование личности пришлось на 60-е годы,
мой шеф Адриан видел мало толку в уборке и благоустройстве служебного
помещения. Фарли как-то заметил, что внутреннее убранство студии "Литтл
Лемон Филмз", названной так в честь первой собаки-космонавта, больше
напоминало наркопритон, только у нас тоскливее, чем там.
Не могу предположить, что довело моего шефа Адриана до телепередач о
правах потребителей. Похоже, он думал, что, помогая людям получать обратно
деньги за неисправные стиральные машины и разоблачая мошенников, делает мир