"Доналд Бартелми. Возвращайтесь, доктор Калигари" - читать интересную книгу автора

лилии на Пасху,
ясли, кадила, хоры,
стихари, библии, митры, мучеников,
красные огоньки,
дам из Алтарного Общества,
Рыцарей Колумба,
сутаны и лампады,
божий промысел и индульгенции,
в силу молитвы,
Преосвященства и Высокопреподобия,
дарохранительницы и дароносицы,
звон колоколов и пение людей,
вино и хлеб,
Сестер, Братьев, Отцов,
право убежища,
первосвятительство Папы Римского,
буллы и конкордаты,
Указующий Перст и Судный День,
в Рай и Ад,
я верю во все это. В это невозможно не верить. Оттого-то все так
сложно.
- Но тогда...
- Баскетбол. В него я не верю.
Но это не все, это был первый ритуал, открывший мне возможность других
ритуалов, других праздников, например, "Крови Дракулы", "Поразительного
Колосса", "Оно покорило мир". В силах ли Бэйн-Хипкисс постичь этот славный
теологический вопрос: каждый верит во что может и следует за этим видением,
что столь ярко возвышает и унижает мир? Оставшись в темноте, наедине с
собой, каждый жертвует "Поразительному Колоссу" все надежды и желания, пока
епископ рассылает свои патрули, хитрых старых попов, величавые парочки
монахинь с простыми поручениями, я помню год, когда все носили черное, как я
нырял в парадные, как непристойно спешил, переходя улицу!
Бэйн-Хипкисс заливается румянцем, ему неловко, сучит ногами, открывает
рот:
- Я хочу исповедаться.
- Исповедуйтесь, - понуждаю я, - не стесняйтесь.
- Я сюда послан.
И прямо под носом, и в Тибете у них есть агенты, даже в монастырях у
лам.
- Это мне кое-что напоминает, - констатирую я, но Бэйн-Хипкисс встает,
поднимает руку к голове, командует: "Смотрите!" Бёрлигейм съеживается, а
Бэйн-Хипкисс сдирает с себя кожу. Умный Бэйн-Хипкисс, он сделал меня, я сижу
с открытым ртом, он стоит, усмехаясь, кожа болтается на лапе, точно дохлая
кухонная тряпка. Он белый! Я притворяюсь невозмутимым: - Это напоминает мне,
касательно мысли, сказанной ранее, и фильм, что мы сейчас смотрим, -
интересный тому пример...
Но он обрывает меня:
- Ваша позиция, в целом еретичная, имеет свой резон, - констатирует
он, - но с другой стороны, мы не можем позволить, чтобы целостность нашей
операции была волей-неволей поставлена под вопрос людьми со странными