"Сергей Алексеевич Баруздин. Верить и помнить " - читать интересную книгу автора

- Мы уж спрашивали тебя, - сказал, подходя к столу, Егор Иванович. Он
был в одной рубахе, без шапки.
- Спасибо, а что у вас? - спросила мать. - Не могу я. Вот и Тимке спать
надо...
- Ну зайди, прошу тебя, уважь, хоть поздравь мою Евдокию. Сами,
понимаешь, забыли совсем, а у ней нонче как раз рождение. Пятьдесят три
годочка - ни дать ни взять. Только к вечеру вспомнили да и собрались на
скорую руку посидеть, рюмку поднять. Ты ж знаешь Евдокию. Скромница она.
Сама и не напомнила. Хорошо, я с работы шел - вспомнил. Не засохла еще
память.
- Нет, нет! Егор Иванович, не серчайте! Не пойду я! - сказала мать.
- И слышать не хочу! - сказал Егор Иванович и настойчиво взял мать за
руку. - Пойдем! Не стесняйся. И Тимофея бери. У нас никого нет - одни свои.
А то будем считать - зазналась ты, дружков своих, подружек гнушаешься.
Мать посмотрела на Тимку, словно спрашивая его совета.
- Пойдем! - сказал Тимка. Он был доволен, что можно будет не спать, а
пойти в гости.
- Тогда на минутку, - согласилась мать. - А то Тиме спать...
Гостей у Евдокии Семеновны, и верно, было немного. Еще одна соседка,
двоюродный брат Егора Ивановича с сыном да тетка Матрена, что работает в
теплице на грибах.
Детей у Егора Ивановича и Евдокии Семеновны не осталось: были у них
сыновья, да, говорят, погибли в войну. Все трое погибли.
Мать обнялась с Евдокией Семеновной.
- Прости, Евдокиюшка, что с пустыми руками...
- Садись, Маша, садись, милая! И ты, Тимоша, садись! - захлопотала
Евдокия Семеновна. - Какие там, милая, подарки! У бабы года летят, что зерно
из дырявого мешка сыплется. Не сосчитаешь! Егор, тарелочку-то дай Маше да
рюмку достань в шкафе. Вот я вам сейчас холодца подложу. Садись, садись! Вот
вилочка с ножом! А рюмку-то, рюмочку налей, Егор, Маше!..
Тимка сел рядом с мамкой за стол, сел, как взрослый, и навалился на
холодец. Пожалуй, холодец - это самое вкусное, и дома у них холодец бывает
лишь по самым большим праздникам. Тимка всегда любил холодец, и когда хотел
есть, и когда не хотел.
Егор Иванович налил матери водки.
- Ой, за твое здоровье, Евдокиюшка! - сказала Мария Матвеевна.
Пить мамка не умела, а если уж приходилось, то проглатывала водку
залпом, как лекарство, зажав нос.
Еще через рюмку Евдокия Семеновна затянула песню:


Как у белой у лебедушки
Было трое деток маленьких,
Трое малых, трое ласковых,
Трое близких сердцу матери.
Да не ведала лебедушка
Про судьбу свою несчастную
И про гибель деток родненьких
От огня-пожара страшного.
Обгорели белы перышки,