"Сергей Алексеевич Баруздин. Она такая " - читать интересную книгу автора

- Радость какая?
- Что вы, Зинаида Сидоровна!
Леля смущалась, краснела и не знала, что сказать. А что сказать? Ведь
ничего нет, просто так. Не объяснишь же этим женщинам то, чего себе
объяснить не можешь. Но они все видят и замечают, эти женщины!
А потом все было как в сказке. И пропуск, который он привез для нее, и
то, что на пропуске было отпечатано "Московский государственный ордена
Ленина цирк", и то, что говорила Зинаида Сидоровна, и тетя Паша, и тетя
Дуся, и все по этому поводу, и то, как Леля не знала, куда себя деть, потому
что хорошее, оказывается, труднее скрывать, чем плохое.
Леля сидела в цирке на приставном месте, как ее посадил сам Константин
Сергеевич, и ждала, ждала, ждала. Сначала третьего звонка, потом, когда
начнется представление, потом выхода акробатов на проволоке, где он уж будет
не Никандровым, а Калистратовым, но разве это важно. Она поражалась,
восхищалась и все время ждала: еще и еще, еще и еще что-то будет, что-то
должно быть.
Нет, цирк - это самое лучшее на свете. Она бывала и в театрах, и в
кино - чаще, а в цирке раз или два, совсем еще маленькой, до школы, с папой
и мамой, и тогда, наверно, цирк ей нравился, а сейчас - сейчас это было
что-то необыкновенное. Есть, конечно, искусство, и искусство это
непостижимо, но где-то в кино или в театре тебе может что-то нравиться и не
нравиться, и пьеса может быть плохой, и актер слабый, а тут - тут нельзя не
восхищаться. Каждый номер, самый маленький, самый простой, это бог знает
какая работа, какой труд! И вот группа Калистратовых. Их много, и Леля
видела всех, но больше Константина Сергеевича, который вовсе не был главным,
но как он был хорош. И это ж надо такое уметь!..
После представления Леля ждала его, как он просил, и они вместе вышли
из цирка, направились к Трубной, потом по бульварам и улице Горького. Осень
переходила на зиму. Шел снег. Он говорил ей что-то хорошее, она радовалась и
думала, вспоминала и вновь думала о чем-то очень разном. О цирке, конечно, и
о том, что надо сфотографироваться для нового комсомольского билета, и
взносы заплатить за октябрь, и обязательно поступить с будущей осени в школу
рабочей молодежи, пусть опять в восьмой, но надо, и съездить на кладбища -
Ваганьковское и Перхушковское - на могилы папину и мамину, привести их в
порядок, и не забыть позвонить Люсе Еремеевой, а то она обидится и правильно
сделает, потому что Леля ей очень давно не звонила.
- А я и не знал, что вы такая, - сказал он.
- Какая?
- Такая, как есть. Мама говорила, а я не знал...
Леля промолчала. Ей и так было хорошо.
Она вспомнила свою работу, и тетю Пашу, и тетю Дусю, и тетю Тоню -
уборщицу, и дядю Гришу - шофера, и, конечно, Зинаиду Сидоровну, и то, как
все будет завтра утром, когда она придет.
А в Сибирь она поехала бы, обязательно поехала, если бы он был там на
гастролях, и ходила бы на все его представления, и потом они вместе шли бы
по сибирским улицам вот так, как сейчас.


[Image002]