"Александр Башкуев. Храмовник" - читать интересную книгу автора

сыро) и вдруг произнес:

"Я лютеран люблю Богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой -
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье..."

Я впервые в жизни слышала Тютчева и - разрыдалась. И многие тоже -
расплакались. Я вдруг поняла, что никогда в жизни более не увижу нашу
учительницу математики. И "истеричку" тоже - никогда не увижу.
Тютчевская "дверь" за ними закрылась - раз и навсегда. Вернее -
кем-то закрыта. И еще я знала, что придет день и Лешеньку тоже "заберут".
Ведь он - офицер. Офицер - той "царской армии". И что-то вроде князя для
местных. А самое главное, - он наизусть знает запрещенного у нас Тютчева.
А Лешенька стоял и читал Тютчева и Есенина - пока не прозвенел звонок.
А на другой день пришли и сказали, что теперь мы "временно" учимся "вместе с
мальчиками". В "мужскую" не приходили. Говорили, что Лешенька якобы ходил
куда-то и сказал так:
- "Я офицер и происхожу из дворян. Пару лет отсидел в исправительных
лагерях. И в то же время я - директор школы. Ежели вы тронете любого из
моих учителей, я напишу анонимку, что кто-то из вас сажает невинных,
оставляя на свободе явного "контрика". Так что - вам придется арестовать
меня первого".
Его не арестовали. В "мужской" учились дети всех "важных лиц" нашей
"бывшей губернии". И "важным лицам" не захотелось терять - ни такого
директора школы, ни такого Учителя Русского Языка и Литературы. Поэтому - в
"мужской" так никого и не взяли...
В нашей школе было что-то вроде местного праздника, когда стало
известно, что нас "объединили" со школой моего Лешеньки. Учительницы чуть ли
не прыгали и - целовались, как девочки.

Я не решалась, я долго не решалась открыться ему. После окончания
школы, я стала учительницей. Не совсем - настоящей, а... Ну, вы понимаете
- многих "взяли", а учить детей надо и меня, как отличницу, "временно
приняли" на ставку учительницы начальной школы, а на настоящую учительницу я
стала учиться - заочно. Я решила стать учительницей Русского Языка и
Литературы.
Потом... Потом наступил 1937 год и всех "важных лиц" тоже стали
"забирать" по ночам. На Новогоднем празднике 1938 года Лешенька стоял
совершенно один - всех его бывших покровителей уже "взяли", говаривали, что
в тюрьме они наговорили на него - невесть что и самого Лешеньку возьмут со
дня на день.
Все боялись к нему даже и подойти. А я... Вокруг него всегда вилось
много женщин. Они были умнее, красивей, "тоньше" меня и я всегда страшно
стеснялась. Подойти к Лешеньке было все равно, что прикоснуться к грозному
Божеству - испепеляющему святотатцев.
Но в тот вечер он был один и я дождалась "белого танца" и пригласила
его. Слово за слово, - я разговорила его, потом он пошел меня провожать. На
прощанье он поклонился, церемонно поцеловал мою руку, и... Я не выдержала, я
стала целовать его первой.