"Николай Басов. Темные папки (Дело 01 - 04)" - читать интересную книгу автора

ночь, и даже тулуп на себе, принадлежащий как бы всем станционным разом,
прихватил. Начальник по этому поводу даже матерился, пока его Табунов не
приостановил, резко и властно.
- Ты бы, начальник станции, - Рыжов отметил про себя, что на этот раз
обошлось без "товарища", - не ругался грязным словом, а делом занялся. Поди,
знаешь, какое у нас дело?
Начальник посидел тихо, потом почти спокойно высказался:
- Все одно, если я этого гада, мародера окаянного, достану...
- Достанешь, тогда и займешься, - Рыжов решил внести свой вклад в
разговор. - А сейчас думай вот о чем, с кем нам о том поезде теперь
разговаривать?
- Теперь... С Желудем, - решил начальник. Куда-то сбегал и скоро
вернулся с каким-то мужичком. - Это Желудев, - доложил он с гордостью, - он
на антресольке с телеграфным аппаратом сидит. Тоже здесь был тогда. Что
можешь сказать начальству о литерном, который с рельс сошел в декабре?
Желудев этот был простужен, глаза у него слезили. К тому же, нос его
опух не только от болезни, но и пробился жилками, выдававшими изрядную
любовь к горячительному. Он постоял перед начальством, чуть покачиваясь, и
стал вдруг говорить сильным, уверенным, басовитым голосом, от которого и в
церкви не отказались бы.
- Так что, господа товарищи, мне начальник рассказал, какая у вас
система... И почему вы сюда прибыли. Сейчас подумаю, что вам сказать.
- Думай быстрее, - поторопил его Рыжов, он-то видел, что этот пьяница
решил с них, если повезет, стаканчик заполучить, но уже решил, что ничего у
Желудя не выйдет. - А если ничего не придумаешь, придется тебе, гражданин, с
нами отправляться, в даль несустветную, для тебя, может оказаться, и
погибельную.
- Как же я без телеграфиста? - начал было начальник станции, но Рыжов
только посмотрел на него, и тот выскочил за дверь комнатухи, даже слышать не
хотел, что бы им Желудев ни наплел о декабрьском литерном.
- Я же у аппарата сижу, почитай, всегда, так что, знаю все с чужих
слов, - Желудев присел на стул у стеночки, сложил руки на коленях. - Но
знаю, что ящики эти стали из вагонов выносить под ружьями. Мужиков не
пускали, все солдатики... То есть, белые делали. Офицер у них был, поручик,
несмелый такой, все зачем-то про Уфу говорил, жил он там что ли?..
- Поручик этот у них главным был? - спросил Рыжов.
- Нет, какой там поручик... У них был свой, есаул Каблуков, он, когда
они тут застряли, чуть паровозную бригаду не расстрелял, все орал, что они
большевики, раз эшелон этот опрокинули. Но потом выяснилось, что поездные не
виноваты, они за рельсы не отвечают, и Каблуков никого расстреливать не
стал. А вот поручика почему-то, сказывают, кончил, когда они верт на десять
от Татарской отъехали.
- Как кончил? Расстрелял, что ли? - не понял Табунов.
- Ну да, я же говорю...
- Ты вот что, не отвлекайся, - вмешался Рыжов. Складывалось так, что
ему, а не комиссару новому приходилось обо всем расспрашивать. - Сколько у
Каблукова солдат было?
- Никто не считал, но думаю, сотни полторы. И телег они много забрали,
сани-то не захватывали, снега у нас тут неглубокие уже... Прямо беда
случилась, у беженцев все тут в грязь выкидывали, а самих лошадей и телеги