"Кадеты Точка Ру" - читать интересную книгу автора (Зервас Никос)

Глава 9. Деревня Дешовки

Контракт с подполковником Виктором Телегиным Федеральная служба безопасности России расторгла уже на следующий день.

Генерал Савенков не поверил глазам, прочитав заключение медицинского эксперта. Тот однозначно утверждал, что Виктор Петрович Телегин – психопат с явно выраженными маниакальными наклонностями. Телегина подвергли психиатрической экспертизе уже через несколько часов после штурма – якобы кто-то из освобождённых заложников пожаловался на то, что подполковник с особым нездоровым удовольствием расстреливал раненых террористов.

История с изощрённым расстреливанием, разумеется, попала во все вольнолюбивые газеты. Впоследствии, правда, выяснилось, что Телегин вообще никого в тот день не убивал: Ведьму и Людоеда только «отключил» ненадолго, жирного Франкенштейна оглушил, низенького Орка контузило очередью в бронежилет, а рыжий Оборотень отделался ранением в колено. Однако результаты экспертизы, оправдывавшей Телегина, подоспели слишком поздно: газетный скандал вокруг «маньяка-подполковника с Лубянки» уже отгремел, а сам Телегин лишился контракта и очутился на улице.

Досадно, что Савенков узнал об отставке Виктора Петровича слишком поздно, когда поправить дело было нелегко. И всё же Севастьян Куприянович без промедления начал дозваниваться своим друзьям в Кремле и на Старой площади и, безусловно, добился бы справедливости, если бы сам уволенный Телегин, зашедший поздно вечером на рюмочку коньячку, не попросил генерала оставить это дело.

– Не надо, товарищ генерал, – сказал Виктор Петрович, наливая по второй. – Честно сказать, я рад, что так получилось. И сам хотел уходить, да контракт не пускал. А теперь уж точно назад не вернусь.

– С ума сошёл, родной! – Савенков дружески похлопал Телегина по твёрдому плечу. – Ведь ты специалист экстракласса. Такие, как ты, на диком Западе оцениваются в десятки, а то и сотни миллионов! Твоя башка стоит дороже, чем бомбардировщик «Стеллс»! Нельзя тебе, Виктор, службу бросать. У тебя же боевой талант!

Телегин вяло махнул рукой, уныло прикусил лимонную дольку.

– Наша страна не может разбрасываться профессионалами, – морщился Савенков, расхаживая по роскошному ковру вокруг письменного стола. – Таких профессионалов у нас человек десять на всю Москву осталось. А ты не просто профи. Ты к тому же честный человек. Это вообще раритет в наше время. Чего сидишь такой хмурый? Курить хочется?

– Я больше не курю, – усмехнулся Телегин.

– Да ну! – поразился Савенков. – Тебя, стало быть, тоже отвернуло? Это серьёзный шаг, брат Виктор Петрович. Вот видишь: честный профессионал, да ещё некурящий, – это просто сокровище. Если ты уходишь, я тоже – в отставку. И по возрасту давно пора…

– Нет, товарищ генерал, нечестно! – устало улыбнулся Телегин. – Если Вы уйдёте, то на всём этаже ни одного нормального не останется. Не давите на психику. Мне нужно уходить, правда. Дело одно есть.

– Куда денешься? – Савенков в изнеможении повалился на стул. – Ты же ничего не умеешь делать! Только стрелять да кинжалом жонглировать…

– В деревню подамся, – вдруг сказал Телегин, пряча глаза. – Фермером хочу стать.

Севастьян Куприянович от неожиданности едва не икнул. Потом подпер кулаком наморщенную щёку и молча посмотрел на Телегина – да так красноречиво и напористо, что от этого молчания подполковник Телегин даже немного покраснел.

– Э, Виктор Петрович, шалишь… – протянул наконец генерал. – Врёшь про фермера, так? Вижу, что врёшь!

– Вру, – признался Телегин. – А про деревню не вру. Женщине одной помочь надо. Долг за мной числится. Отдавать пора.

– Правда, что ли? – почти испугался Савенков. – Впрочем, вижу, что правда.

Он грустно посмотрел в серьёзные глаза Телегина. Вздохнул. Понял: Телегин решение менять не будет. Не тот человек. А потому надо смириться, надо!

– Пообещай, Виктор, – попросил генерал, – если что-то экстремальное случится, можно будет тебя на палубу свистнуть? Приедешь?

– Постараюсь приехать, Севастьян Куприяныч. Но обещать не буду.

– Ну ладно. Тогда Ангела-хранителя тебе в дорогу. С Богом.

– По последней? – Телегин поднял глаза. – Вроде на посошок.

– Угу, – кивнул генерал. – Смотри, не спился бы ты. В деревне это запросто.

* * *

Ранним утром, хрустя подошвами по хрупкому первому ледочку, кадеты Царицын и Тихогромов провожали отставного подполковника Телегина на вокзал. Пыхтя, волокли здоровенные рюкзаки, в которых что-то глухо перекатывалось и гремело.

– Пулемётные диски! – пошутил Виктор Петрович.

– Разрешите предположить, товарищ подполковник, что это сгущёнка! – улыбнулся Тихогромыч. – У меня на сгущёнку чутьё. И на тушёнку тоже…

– Угадал, кадет Тихогромов, – буркнул Телегин. – Это сухпайки, на базе купил. Подарки везу в деревню.

Мальчишки постеснялись расспрашивать, кому предназначались подарки: если подполковник не рассказывает, значит, кадетам такая информация не полезна. Но их просто распирало от любопытства: ни с того ни с сего Телегин уволился со службы и решил перебраться за двести верст от Москвы, в Калужскую область… И погостить не приглашает, даже адреса не сказал!

– Сдаётся мне, Громыч, у него в Калужской области задание очередное, – шепнул Иван в дружеское разверстое ухо. – Он просто не может нам рассказать, потому что операция засекречена. Может быть, нужно внедриться в какое-нибудь сообщество сатанистов, или что-то в этом роде. А иначе как объяснить?

Петруша уважительно поглядел на Царицына: вот ведь какой Иванушка умный! А он, тупица, никогда бы не дотумкал!

Затащив рюкзаки, кадеты пожали твёрдую подполковничью длань. Телегин недолго постоял у окна: два раза махнул ладонью, закусил конец уса и вдруг, опустив окно, высунулся наружу:

– Слышь, Петь! Ты говорил, у тебя священник знакомый есть. Попроси его, пусть помолится об одном человеке… об инвалиде. Человека зовут Василий. Запомнил?

Сказал – и скрылся за пёстрой занавесочкой. Глядя на уходящий поезд, Петруша вдруг сказал:

– Странное у меня чувство, Ванюш, будто Виктор Петрович насовсем уехал.

– Вы больше водочки не будете? – осведомился интеллигентный попутчик, разглаживая бородку. Судя по румяным щёчкам и голубеньким глазам, попутчик был ещё так молод, что бородку отпустил сугубо для солидности. Поначалу попутчик представился Георгием Изяславовичем, но затем милостиво разрешил именовать себя Жорой.

– Не будете? Жаль… Тогда я, так сказать, в одиночном режиме, гм. – Закинув бородку к потолку, опрокинул в себя рюмочку. Телегин дружелюбно разглядывал попутчика, забавный и добрый, только пьёт многовато.

– Знаете ли, изучаю загородные усадьбы, – продолжал Жора, разминая в устах селёдочку. – По образованию историк, кандидат наук. Специалист по дворянским гнёздам, так сказать. Кстати, сам из дворян, м-да! И замечу со всей ответственностью, что мы, Манильчиковы, владели прелестною усадьбой в Калужской области, близ славного города Козельска. Да-да, представьте! Перед Вами единственный законнейший наследник знаменитой усадьбы Манильчиково, сохранившейся почти полностью до наших дней! Близ, так сказать, славного города… Вы ещё будете участвовать? Нет? Ну тогда я продолжаю… Да! Имею, между прочим говоря, наиполнейшее законное право владеть моим родовым гнездом. И уже подал заявление в областную думу. Придёт час, и я перееду жить в нашу усадьбу. А пока временно вынужден скитаться. Ваше здоровье! Ух.

Телегин с улыбкой пододвинул Георгию Изяславовичу селёдку.

– Вы закусывайте и хлеб тоже берите. Значит, направляетесь в Манильчиково?

– Увы, увы. Как замечено, вынужден скитаться. Знаете ли, наш закон о реституции так несовершенен! Временно приходится работать по найму, и непрерывно в разъездах. Спешу в Калугу, к тамошним патриотам. Буду консультировать по сложнейшим и запутанным вопросам исторического наследия, так сказать. Гм. Здесь заканчивается. Вы разрешите, я опустошу?

– Допивайте бутылку, и будем спать.

– И вынужден ждать, пока восторжествует закон. А тем временем, в моём родовом гнезде по-прежнему располагается вульгарный клуб, и там плюются подсолнечниками ужасные колхозники из деревни Дешовки…

– Дешовки? – Телегин поднял глаза. – Я как раз туда.

– Вы несчастный человек, это гиблое место! Деревня в каком-нибудь километре от моей усадьбы, и поверьте, я знаю про Дешовки всё.

Блестя глазами, молодой историк и потомственный дворянин поведал Телегину страшную историю о проклятой деревне. Якобы ещё во времена хана Батыя, когда неподалёку от Дешовок насмерть оборонялся от азиатских захватчиков крепкий город Козельск, жители деревни предпочли миром поладить с завоевателями и дёшево откупились от монголо-татар собольими шкурками. Так вот их и прозвали – Дешовки. С тех пор, по устоявшемуся преданию (а так это или нет, кто знает), деревня проклята за предательский сговор с кочевниками: здесь живут одни пьяницы, воры и лентяи.

– У них там половина деревни носит эту фамилию! Дешовкины! Они ходят в мою усадьбу и смотрят индийские кинофильмы, и плюют на древний фамильный паркет! Впрочем, осталось недолго. Ваше здоровье!

– А до Оптиной пустыни от Дешовок далеко? – спросил, Телегин. – Мне говорили, рядом…

– Да, да, совсем рядом, – обрадовано закивал попутчик и стал рассказывать про Гоголя, который сжёг в Оптиной неудавшиеся рукописи, про трёх тамошних монахов, которых несколько лет назад зарезал на Пасху одержимый сатанист.

– Странные места, – грустно улыбнулся Телегин. – Тут тебе и Козельск, и Оптина – две такие крепости! А рядом, под самым боком, – Дешовки какие-то.

– Удивительный край, восхитительный и парадоксальный, – оживлённо закивал наследник Манильчиковых. – Не случайно ведь, братья Карамазовы тоже из наших мест, можно сказать, земляки…

* * *

Телегин заранее взвалил самый большой рюкзак на спину, второй – поменьше – повесил на грудь, в левую руку взял тючок с палаткой и спальным мешком, а правой помахал Григорию Изяславовичу, который непременно пожелал лично проводить любезнейшего Виктора Петровича.

– Всего наилучшего! Может быть, ещё увидимся и продолжим нашу беседу, непременно продолжим! – кивал и улыбался пьяненький наследник Манильчиковых.

– Пока, брат! – Телегин шагнул на пустой перрон.

По грязной, раскисшей обочине Телегин шагал тяжело и небыстро. Редкие грузовики проносились мимо, обдавая отставного подполковника грязной моросью.

– А здесь красиво, – сказал себе Телегин, поглядывая на могучие сосны, возвышавшиеся по обеим сторонам поганенькой бетонки. – Только ворон многовато, и каркают противно.

Мимо прогромыхал грязноватый «УАЗик» и вдруг, точно вкопанный, остановился метрах в полсотне впереди. «Вроде не милицейский?» – сощурился Телегин. Когда бывший сотрудник ФСБ, гремя консервами, точно рыцарь доспехами, поравнялся с машиной, пассажирская дверь отворилась. Внутри сидел огромный чернобородый монах и внимательно смотрел Телегину в глаза.

– Залезай, – предложил борода. – Подвезу.

За всю дорогу монах не промолвил ни слова – но почему-то привёз Телегина не куда-нибудь, а именно в Дешовки.

– Спасибо, – поблагодарил подполковник, вытаскивая рюкзаки.

– Как звать-то? – вдруг спросил водитель, уже включая передачу.

– Виктор.

– Ну-ну… – вздохнул монах и дал газу.

Телегин пристально посмотрел вслед «УАЗику», который, резво потряхиваясь на колдобинах, завернул за угол мрачного, выгоревшего изнутри дома с заколоченными провалами окон. Виктор Петрович оглянулся на разбитую церковь, на два метра ввысь исписанную русской матерщиной и английскими ругательствами. Потом перевёл взгляд на обглоданный скелет автобусной остановки, которая, по совместительству, служила общественным туалетом. Перешагнул через мычащего мужика, пытавшегося заснуть в придорожной луже, и сказал вслух:

– Да. Места тут знатные.

Потом помолчал, вздохнул и добавил:

– И воздух лучше, чем в Москве…

– А чтоб ты сдох, сволочь! – на удивление отчётливо выговорил пьяный и снова упал в лужу разбитым лицом.

«Дорогой брат Виктор!

Были очень рады получить от тебя письмо. Твоё желание найти того мальчика – это желание благословенное. Ты пишешь, что последний месяц совесть не давала тебе покоя, подводя к такому решению, но это не до конца так, потому что совесть не сама по себе не даёт покоя человеку, но Бог через муки совести терпеливо зовёт человека к Себе, как и через любую другую боль. И вообще, слава Богу за боль, потому что с её помощью человек становится лучше или, по крайней мере, перестаёт становиться хуже. О том, что так сложились твои обстоятельства на работе, не жалей слишком. Старец говорит, что всё равно войны тебе хватит ещё надолго. (Но не знаю, радует тебя или огорчает этот «прогноз».) «Суды Господни – бездна многа», и сложно сразу увидеть что-то глубокое в цепочке мелких частностей. Лучше научись доверять Богу во всём.

Ты спрашиваешь о том, что такое «духовные законы»? Я тебе объясню. Как в природе существуют свои законы, так в жизни духовной – свои. Предположим, человек бросает вверх какой-то тяжёлый предмет. Чем с большей силой и чем выше он его подбросит, тем с большей силой предмет упадёт вниз и разобьётся. Это природный естественный закон. А в жизни духовной: чем выше человек поднимается от своей гордости, тем сильнее будет его духовное падение, и в соответствии с высотой своей гордыни он разобьётся духовно. Это может быть или отдельный человек, или объединённые чем-то люди, или даже целый народ. Закон один – гордец поднимается вверх до какого-то предела, а потом падает и терпит полную неудачу. Ну ладно, потом ещё вернёмся к этой теме. Напиши, как устроишься. Всегда тебя помним.

С любовью…»