"Эрве Базен. Анатомия одного развода [love]" - читать интересную книгу автора

Неожиданно он оказался у нее за спиной. Одиль н заметила, как Луи
перешел улицу. Он обнял ее за плечи чмокнул за ухом, прошептав:
- Видишь, вон она там, напротив, в красной кофточке, между матерью и
сестрами?
- Как? Это она? - взволнованно воскликнула Одиль, вскочив со стула.
Чтобы лучше видеть. Чтобы тверже поверить в то, что увидела. Может, и
для того, чтобы ее, Одиль, тоже лучше смогли рассмотреть. До сих пор она не
видела Алину. Ей ни разу не удалось обнаружить ее фотографию в бумажнике,
откуда Луи всегда с готовностью вынимал фотографии своих детей. Поистине
великий день! Великое новшество! Теперь тебе ничто не мешает показаться с
ним, поддержать этот вызов через окно. Это о многом говорит в сложившейся
ситуации. Там, за окном, льет дождь, каgли стекают с кончиков спиц всех
шести зонтиков, тесно сплоченных общим негодованием, похожих на черные
Купола. Там, нацелившись взглядом на кафе, Алина, наверно, тоже воскликнула,
но совсем другим тоном: "Это она!" Там Алина, наверно, обрекает Одиль на
вечное презрение брошенных замужних женщин, которые, брызжа слюной,
сутяжничают всю жизнь, добиваясь того, что им причитается, и настаивая на
своих правах... Но Одиль уже пожалела о своем внезапном порыве и скользнула
за спину Луи, чтобы быть менее заметной, чтобы не выглядеть вызывающе. К
чему эта дерзость, когда чувствуешь жалость? Так вот над кем она одержала
победу! Вот, значит, от кого Луи так долго не мог освободиться, скованный
брачным свидетельством и четырьмя детскими метриками? Пусть его удерживало
чувство долга, это лишь подчеркивало подлинную борьбу, более трудную, чем
распри двух соперниц, - борьбу мужчины с угрызениями совести. Одиль уже не
могла питать неприязнь к этой саранче - одному богу известно, как долго надо
поститься, чтобы соблазниться такой.
- Сколько же ей лет? - спросила Одиль, не подумав.
- Мы ровесники! - ответил Луи.
Его совсем не смутил этот вопрос, а может, он притворился, что не
смущен, бросил на стол монету для официанта и сказал:
- Сейчас этому трудно поверить, но в двадцать лет она была очень
хороша. А потом - четверо детей, три операции, ничего удивительного...
И все же Одили показалась необычной смягченная жесткость в тоне Луи,
когда он это сказал. Но он, не дожидаясь сдачи, уже повел ее к двери,
поддерживая под локоть и молодецки поглядывая на юнцов с сальными глазками,
сидевших в кафе. Луи, как всегда, был взбешен, но в то же время ликовал от
их тайной зависти, от их изумления. Он знал, что трое или четверо подобных
юнцов добились еще до него успеха у Одили; но то обстоятельство, что
двадцать лет тому назад он, Луи, встретил Алину девственницей, меньше его
радовало, чем то, что сейчас он мог похитить Одиль у ее поколения.
- Что будем делать? - спросила она.
- Пойдем домой, - ответил Луи, выходя на улицу. - Я сказал на работе,
что процедура примирения займет весь вечер.
Дождь прекратился, и семейство Ребюсто, закрыв зонтики, удалялось к
площади Сен-Мишель. Только малышка Флора оглядывалась, отчаянно крутя
головой.
- Пойдем домой, надо же это отпраздновать! - повторил Луи, направляясь
в сторону Цветочного рынка.
Одиль прижалась к нему. "Можешь не рассказывать, чем тебя держит эта
девица!" - однажды крикнула Алина своему мужу. Это была правда. И вместе с