"Эрве Базен. Ради сына" - читать интересную книгу авторакоторый ежедневно уезжает и возвращается в одно и то же время автобусом 213,
не опаздывая ни на минуту. Редкое целомудрие, обесцвечивающее минуты близости, настолько суровое, что я не мыслил войти в ванную, когда она там купалась, или, не погасив света, принести ей единственное доказательство своей любви. И все. Да еще близнецов: мальчика, я назвал его Мишелем в честь своего отца, и дочку, которую я назвал Луизой в честь своей матери; их появление Жизель встретила с радостью, которая, впрочем, длилась недолго. Они еще и ходить не научились - почти все заботы о малышах лежали на ее сестре Лоре, серьезной и удивительно хозяйственной девочке, - а Жизель снова стала печальной и молчаливой. В конце концов в дело вмешалась теща. Однажды ненастным вечером я встретил ее около нашего дома; спрятавшись под розовым зонтиком, она поджидала меня. - Вы до отчаяния благоразумны, Даниэль, - начала она с места в карьер. - Вас, конечно, ни в чем нельзя упрекнуть. Но неужели вы не видите, что ваша жена больше так не может, что она умирает от тоски? И, пожав плечами, решительно добавила: - У вас нет лишних денег. Так пусть она идет работать. У вас будут два жалованья, и вы сможете хоть немного встряхнуться. Мы с Лорой охотно присмотрим за детьми. - Но Жизель ничего мне не говорила, - пробормотал я. - Зато она говорила мне. Задетый за живое скрытностью Жизели - они уже, вероятно, давно совещались за моей спиной, - сбитый с толку, напрасно стараясь представить, как в таком случае поступила бы моя мать, я сопротивлялся целых два месяца. царившему в то время в нашем кантоне, и очень скоро стала веселой и оживленной, как прежде. Но так продолжалось не больше года, потом дела пошли еще хуже. Под всякими предлогами Жизель стала поздно возвращаться домой. Иногда даже она покидала нас по воскресеньям, так как должна была сопровождать в поездках своего патрона, о котором она говорила со смущавшим меня восторгом. Да и в ее молчании появилось что-то новое; и в ее глазах я уже читал не скуку, а тоску и жалость. Выпадали, правда, и такие дни, когда она бывала мила со мной, но и тогда в ее поведении чувствовались принужденность и раскаяние. Я, право, не знаю, чем бы это все кончилось, если бы вспыхнувшая война не привела к неожиданной развязке. Меня призвали в армию и отправили в Эльзас, я был ранен в одной из первых перестрелок этой "странной" войны, попал в плен и в лагере для военнопленных узнал, что Жизель ждет третьего ребенка. Она была натурой честной. И после моего возвращения, конечно, сказала бы мне правду, если предположить, что в этом была необходимость. Но мне не суждено было больше ее увидеть. Эвакуируясь в департамент Нижняя Луара, где у Омбуров под Анетцом был домишко Эмеронс, стоящий на берегу реки, вся семья попала в бомбежку. Жизель с отцом были убиты в вагоне, матери размозжило ноги. Лора и трое детей остались невредимы. Я говорю "трое", ибо к этому времени у Жизели родился сын - Бруно. Когда в 1945 году я вернулся домой, ему было пять лет, Мишелю и Луизе - восемь. Моя теща превратилась теперь в калеку - она не могла передвигаться без костылей и выходить из дому, - однако легкомыслия своего не утратила, и |
|
|