"Эрве Базен. Ради сына" - читать интересную книгу автора

которые со стороны казались просто смешными, и я не сдерживал своего
раздражения (до сих пор не могу себе этого простить). Я не сознавал всей
безнадежности ее состояния и, уверенный, что это всего лишь эмфизема легких,
упрекал ее в бестактности. Я не мог понять, чем вызвана подобная сдача
позиций, почему она стремится как можно скорее и во всех подробностях
познакомить Жизель с особенностями нашего быта.
- Даниэль по утрам всегда пьет чай, помните это, Жизель. Никогда - кофе
с молоком. И тем более шоколад. Я хотела еще вам сказать: он не выносит
сельдерея. Да, кстати, надо вам показать, как обращаться с нашим керогазом.
Я ни о чем не догадывался, даже когда мать слегла. У меня открылись
глаза, лишь когда врачи вышли из ее комнаты с каменными лицами, а потом она
сама вечером, приподнявшись на подушках и повернув ко мне голову, медленно
сказала:
- Даниэль, тебе надо привыкать к мысли, что ты останешься без матери.
Потом обратилась к Жизели:
- Если я умру, деточка, вам лучше сразу же пожениться. Не ждите, пока
кончится траур.
И мы действительно не стали ждать. Я предпочитаю думать и говорить, что
таким образом я выполнил волю матери. Хотя, вероятно, это была не
единственная причина. Но, так или иначе, спустя два месяца после похорон мы
с Жизель стали мужем и женой. Это событие было отмечено в тесном семейном
кругу - так я сообщил в письмах, извещающих о нашей свадьбе и посланных
моему единственному родственнику Родольфу и моим коллегам (став лиценциатом
и работая над диссертацией, я в то время уже преподавал в лицее в Ганьи).
Наше свадебное путешествие ограничилось посещением кладбища, где Жизель
возложила цветы на могилу моей матери. Затем мы вернулись домой, в наш дом,
где ничего не изменилось, но, поскольку в моей комнате стояла лишь узкая
юношеская кровать, нам пришлось устроить спальню в комнате матери. Я говорю
"пришлось", потому что я действительно с трудом пошел на это, словно мне
предстояло совершить святотатство. Это до такой степени сковывало мои
порывы, что моя сдержанность удивила даже мою невинную супругу и вызвала у
нее вначале нежное беспокойство, которое позднее, когда она столкнулась с
другими моими недостатками, куда более существенными, сменилось
разочарованием, отчего в углах ее рта залегла неприязненная складка. С тех
пор я всеми силами стараюсь изгнать со своего лица подобное выражение, когда
имею дело с тупым учеником.
Что же в конце концов заставило ее выйти за меня замуж? Я до сих пор не
могу понять этого. У меня не было ни состояния, ни особых перспектив.
Ничего, кроме небольшого жалованья, - правда, постоянного, - и довольно
приличного дома, хотя и лишенного современного комфорта и стоящего на самом
берегу Марны, на участке, который затапливало в половодье и который поэтому
не представлял особой ценности. Внешность у меня более чем заурядная:
невысокий, нескладный. Правда, хотя учился я без особого блеска, но всегда
отличался большим трудолюбием и даже получил ученую степень. Моя
легкомысленная теща любила говорить о своем муже, игриво поглядывая на меня:
- Лучше выйти замуж за человека надежного: пусть он скроен не из самого
красивого материала, лишь бы подкладка у него была добротная.
Жизель не была создана для этого сорта мужчин. Смуглая, худенькая,
очень живая, с хорошо подвешенным языком, зоркими глазами, весело
смотревшими из-под круглых бровей, она была истинной дочерью мадам Омбур,