"П.П.Бажов. Собрание сочинений в трех томах. Том первый" - читать интересную книгу автора

тоже боязно. Она ведь Хозяйка. Какую хошь руду может в обманку перекинуть.
Выполняй тогда уроки-то. А хуже того, стыдно перед девкой хвастуном себя
оказать.
Думал-думал, насмелился:
- Была не была, сделаю, как она велела.
На другой день поутру, как у спускового барабана народ собрался,
приказчик заводской подошел. Все, конечно, шапки сняли, молчат, а Степан
подходит и говорит:
- Видел я вечор Хозяйку Медной горы, и заказывала она тебе сказать.
Велит она тебе, душному козлу, с Красногорки убираться. Ежели ты ей эту
железную шапку спортишь, так она всю медь на Гумешках туда спустит, что
никому не добыть.
У приказчика даже усы затряслись.
- Ты что это? Пьяный, али ума решился? Какая хозяйка? Кому ты такие
слова говоришь? Да я тебя в горе сгною!
- Воля твоя, - говорит Степан, - а только так мне ведено.
- Выпороть его, - кричит приказчик, - да спустить в гору и в забое
приковать! А чтобы не издох, давать ему собачьей овсянки и уроки спрашивать
без поблажки. Чуть что - драть нещадно!
Ну, конечно, выпороли парня и в гору. Надзиратель рудничный, - тоже
собака не последняя, - отвел ему забой - хуже некуда. И мокро тут, и руды
доброй нет, давно бы бросить надо. Тут и приковали Степана на длинную цепь,
чтобы, значит, работать можно было. Известно, какое время было, - крепость.
Всяко гадились над человеком. Надзиратель еще и говорит:
- Прохладись тут маленько. А уроку с тебя будет чистым малахитом
столько- то, - и назначил вовсе несообразно.
Делать нечего. Как отошел надзиратель, стал Степан каелкой помахивать,
а парень все ж таки проворный был. Глядит, -ладно ведь. Так малахит и
сыплется, ровно кто его руками подбрасывает. И вода куда-то ушла из забоя.
Сухо стало.
"Вот, - думает, - хорошо-то. Вспомнила, видно, обо мне Хозяйка".
Только подумал, вдруг звосияло. Глядит, а Хозяйка тут, перед ним.
- Молодец, - говорит, - Степан Петрович. Можно чести приписать. Не
испужался душного козла. Хорошо ему сказал. Пойдем, видно, мое приданое
смотреть. Я тоже от своего слова не отпорна.
А сама принахмурилась, ровно ей это нехорошо. Схлопала в ладошки,
ящерки набежали, со Степана цепь сняли, а Хозяйка им распорядок дала:
- Урок тут наломайте вдвое. И чтобы наотбор малахит был, шелкового
сорту. - Потом Степану говорит: - Ну, женишок, пойдем смотреть мое приданое.
И вот пошли. Она впереди, Степан за ней. Куда она идет - все ей
открыто. Как комнаты большие под землей стали, а стены у них разные. То все
зеленые, то желтые с золотыми крапинками. На которых опять цветы медные.
Синие тоже есть, лазоревые. Однем словом, изукрашено, что и сказать нельзя.
И платье на ней - на Хозяйке-то - меняется. То оно блестит, будто стекло, то
вдруг полиняет, а то алмазной осыпью засверкает, либо скрасна медным станет,
потом опять шелком зеленым отливает. Идут-идут, остановилась она.
- Дальше, - говорит, - на многие версты желтяки да серяки с крапинкой
пойдут. Что их смотреть? А это вот под самой Красногоркой мы. Тут у меня
после Гумешек самое дорогое место.
И видит Степан огромадную комнату, а в ней постеля, столы, табуреточки