"Сэмюэл Беккет. Мэлон умирает" - читать интересную книгу автора

увереннее, чем серая, возглавлявшая процессию и остающаяся невредимой. Попав
в луч солнца, куры на мгновение ярко вспыхивали, но, продолжая двигаться,
все больше и больше тускнели, пока наконец не исчезали совсем. Сперва
бесшумные, боясь обнаружить свое присутствие, они постепенно приходили в
себя и начинали скрести лапами землю и удовлетворенно кудахтать, расслабляя
взъерошенные перья. Но чаще всего серая курица приходила одна, или приходила
одна из серых куриц, если угодно, ибо выяснен этот вопрос не будет, хотя и
мог бы, без особого труда. Для этого потребовалось бы всего-навсего
оказаться на месте в тот момент, когда все курицы мчались к госпоже Ламбер,
заслышав крик: Цып-цып-цып! - и грохотанье старой ложки по консервной банке,
и, таким образом, установить, была ли серая курица единственной или их было
несколько. Но, в конце концов, зачем нам это знать? Вполне вероятно, что,
несмотря на наличие нескольких серых куриц, на кухне все время появлялась
одна и та же. И однако же игра стоила свеч. Ведь могло оказаться, что курица
была всего одна, даже в момент кормежки, что решило бы вопрос окончательно.
И все же выяснен этот вопрос не будет никогда, ибо среди тех, кто мог бы нам
помочь своим знанием, одних уж нет в живых, другие все перезабыли. Слишком
поздно наступил тот день, когда Сапо срочно понадобилось досконально
разобраться в деле, успокоить мятущееся сознание. И тогда Сапо опечалился,
что он не понял вовремя всю важность, для него, тех часов, в прошлом, тех
бесконечно долгих часов, проведенных в старой кухне, когда уже не в
помещении, но еще и не на улице, он ждал, когда придет время отправляться в
путь, и, пока ждал, замечал многое и, в числе прочего, эту хрупкую,
встревоженную, пепельного цвета птицу, замершую в нерешительности на ярко
освещенном пороге, на пороге тьмы, а потом она его перешагивает, кудахтая,
скребя пол лапами, и ее недоразвитые крылья трепещут, и тут же взмах метлы
отправляет ее в полет, а вдогонку несутся злобные крики, но она уже
возвращается, осторожно, нерешительными шажками, часто останавливаясь, чтобы
прислушаться, то и дело моргая черными поблескивающими глазками. А Сапо
уходил, ни о чем не подозревая, неосновательно полагая, что является
свидетелем ничего не значащих ежедневных сценок. Перешагивая через порог, он
нагибался и видел перед собой колодец, его изогнутую рукоятку, цепь, бадью,
а часто и вереницу изодранного белья, качающегося на веревке под лучами
солнца. Он уходил по той же тропинке, которой приходил, окаймляющей луг,
бегущей в тени больших деревьев вдоль ручья, на дне которого, в густой
грязи, громоздились искривленные корни и валуны. Итак, Сапо уходил, часто
незамеченный, несмотря на свою странную, дергающуюся походку. Но, может
быть, Ламберы видели издалека или вблизи, или некоторые издалека а другие
вблизи, как он внезапно появлялся из-за висящего белья и уходил по тропинке.
Они не пытались задержать его или даже просто попрощаться, окликнув, и не
обижались на то, что он уходил так внезапно, так невежливо, они знали, что
обидеть их Сапо не хотел. Но даже если в момент его ухода они и чувствовали
себя несколько уязвленными, то чувство это совершенно исчезало чуть позже,
когда на кухонном столе обнаруживался смятый сверток с какими-нибудь
хозяйственными мелочами. Эти скромные, но очень полезные подарки,
преподнесенные столь деликатно, не позволяли им обижаться при виде
недопитого или вовсе нетронутого козьего молока, что вообще-то считалось
оскорблением. А подумав, можно заключить, что уход Сапо вряд ли мог остаться
незамеченным, ибо при малейшем движении в поле зрения Ламберов, будь это
даже движение птички, севшей на ветку или собирающейся взлететь, они