"Грег Бир. Хорал забвения ("Песнь Силы" #1)" - читать интересную книгу автора

поэтических высот. Мы не найдем в "Хорале" тяжеловесных конструкций, коими
изобилует, например, "Наследие" (что, впрочем, обусловлено внутренней
логикой этого романа). В музыкально-поэтической саге язык Бира легок и
изящен. Действие романа разворачивается стремительно. Уточнения и
объяснения - всегдашний бич фантастической литературы - сведены к минимуму,
так что многие сюжетные ходы остаются загадочными, но тем самым и более
притягательными.
Музыка и поэзия - вот, в сущности, главные "герои" романа. Оказывается,
не только люди, прослушавшие "дьявольский" концерт, попадают в Царство
сидхов. Столь же волшебными качествами обладает и музыка С. Прокофьева:
именно она вызвала "музыкальный сердечный удар" у молодой американской
пианистки, оказавшейся в новом мире. Другой персонаж, некто Николай
Николаевич Куприн из Ленинграда, одновременно и балетный танцовщик, и
музыкант, переместился в пространстве во время исполнения "Весны священной"
И. Стравинского. Майкл Перрин, правда, не музыкант, но зато поэт, что по
сути одно и то же. Здесь, по другую сторону бытия, кое-что напоминает Землю.
Оба мира покоятся на "фундаменте хаоса", который в Царстве мощнее, поэтому
жизненный уклад менее определен и "больше зависит от воображения". Здесь
действительно "все течет", все нестабильно, краски природы меняют цвет в
зависимости от настроения, англоязычные герои слышат именно английскую,
"внутреннюю", речь, хотя обращаются к ним вовсе не по-английски. "Здесь, в
этом невообразимом месте, можно с помощью разума вершить дела, невозможные
на Земле". Зыбкий мир, населенный сказочными существами, оказывается,
панически боится нарушения равновесия, подобно тому как музыкальная
гармония - а местный язык напоминает более всего именно
музыку , - моментально разрушается из-за единственной неверной ноты.
"Мир - это просто одна длинная сложная песня".
Мистика поэтического слова в романе перекликается с одним из наиболее
таинственных произведений английской литературы - поэмой "Кубла Хан" Сэмюэля
Тейлора Кольриджа (1772-1834), поэта-романтика, представителя так называемой
"озерной школы", куда входили также Уильям Вордсворт (1770-1850) и Роберт
Саути (1774-1843). В предисловии к поэме Кольридж рассказывает следующую
историю. Однажды летом 1797 г. он, будучи нездоровым, оказался в "одиноком
деревенском доме", где принял болеутоляющее средство, от которого заснул в
кресле как раз в тот момент, когда прочитал в путевом дневнике Сэмюэля
Пэрчаса, мореплавателя XVII в., фразу о дворце Кубла Хана, иначе Хубилая
(1215-1294), прославленного потомка Чингиз-хана, основателя монгольской
династии в Китае. "Около трех часов автор оставался погруженным в глубокий
сон" и "за это время сочинил не менее двухсот или трехсот стихотворных
строк, если можно так назвать состояние, в котором образы вставали перед ним
во всей своей вещественности, и параллельно слагались соответствующие
выражения, безо всяких ощутимых или сознательных усилий". Проснувшись,
Кольридж принялся записывать стихи, но его неожиданно отвлекли, после чего
выяснилось, что многое стерлось из памяти. В романе Бира эта утраченная
часть поэмы представляется наиболее действенной силой, способной разрушить
могущество сидхов, поскольку в ней заключен "в зашифрованном виде" некий
"эстетический принцип, первоначально созданный сидхами". Память - величайший
и могущественнейший дар. Сидхи недаром ничего не записывают и не ведут
летописей. Они помнят, и благодаря этому их мир жив.
Постепенно, к концу романа, выстраивается главная идея. Песнь