"Фредерик Бегбедер. 99 Франков" - читать интересную книгу автора

уволиться самому. Вот почему я и пишу эту книгу. Меня выставят и тем самым
позволят сбежать из моей золотой клетки. Я же вредоносен, так остановите
меня, хотя бы из жалости! Бросьте мне в морду сто штук отступного, и я
смоюсь навсегда, зуб даю! Разве я виноват, что человечество решило заменить
Господа Бога товарами широкого потребления?!
Я усмехаюсь - знаете почему? Если с книжкой дело выгорит, мне не только
не дадут коленкой под зад, но, наоборот, еще и зарплату повысят. Потому что
в мире, который я собираюсь вам описать, любую критику глотают не
поперхнувшись, наглость всячески приветствуется, донос оплачивается,
поношения заказываются теми, кого поносят. Скоро у нас учредят Нобеля за
Лучшую в мире провокацию, и тогда я уж точно буду первым на очереди. Бунт
входит в правила игры. Прежние диктатуры боялись свободы слова, искореняли
инакомыслие, сажали писателей, сжигали вольнолюбивые книги. Достославные
времена мерзких аутодафе позволяли отделить агнцев от козлищ, добрых от
злых. Рекламный же тоталитаризм - вещь куда более тонкая, тут легко умыть
руки. Эта разновидность фашизма хорошо усвоила уроки провалов предыдущих
режимов - в Берлине 1945-го и в Берлине 1989-го (интересно, почему обе эти
варварские диктатуры отдали концы в одном и том же городе?).
Чтобы обратить человечество в рабство, реклама избрала путь въедливого,
умелого внушения. Это первая в истории система господства человека над
человеком, против которой бессильна даже свобода. Более того, она - эта
система - сделала из свободы свое оружие, и это самая гениальная ее находка.
Любая критика только льстит ей, любой памфлет только усиливает иллюзию ее
слащавой терпимости. Она подчиняет вас в высшей степени элегантно. Все
дозволено, никто тебя не тронет, пока ты миришься с этим бардаком. Система
достигла своей цели: даже непослушание стало формой послушания.
Наши разбитые жизни оформлены красивей некуда. Вот вы сами, читатели
этой книжонки, наверняка сейчас думаете: "Ну до чего же он мил, этот
малыш-рекламщик, плюющий в колодец; ишь как развоевался, ну да ладно, никуда
ты не денешься, ты ведь в тех же тисках, что и остальные, ты будешь исправно
платить налоги, как все мы!" И верно, из этого заколдованного круга выхода
нет. Все двери на замке, охрана ласково улыбается. Вас держат в неволе с
помощью долгосрочных кредитов, ежемесячных взносов, квартплаты. Вы не в
настроении? Гляньте в окно: там миллионы безработных ждут не дождутся, когда
вы освободите теплое местечко. И можете дуться сколько угодно. Черчилль
давно уже сформулировал ответ: "Это самая плохая система, не считая всех
остальных". Заметьте, он не стал водить нас за нос, он не сказал "самая
хорошая система"; он выразился именно так - самая плохая.


3.
Сегодня в 9 утра я отзавтракал с директором по маркетингу отдела
молочной продукции "Манон" - одной из крупнейших агропромышленных корпораций
в мире (торговый оборот в 1998 г. - 84,848 миллиардов франков или 12,395
миллиардов евро) - в бункере из стекла и стали с дизайном в духе Альберта
Шпеера. Чтобы проникнуть внутрь, надо предъявить свой бэдж: империю йогурта
охраняют строже, чем военный объект. Никогда еще молочные продукты не
оберегались так ревностно, как теперь. Не хватает только табличек со сроком
годности над автоматическими дверями. Мне выдали магнитную карточку для
входа в лифт, но сперва я прошел через предбанник с железными турникетами,