"Искатель. 1985. Выпуск №6" - читать интересную книгу автораГЛАВА ДЕВЯТАЯПружина действия фильма раскручивается в замедленном темпе, словно сценарист не знает точно, что сказать и вообще нужно ли что-нибудь говорить, а режиссер предоставил свободу оператору манипулировать камерой как ему вздумается. И лишь в последние четверть часа, когда лента уже на исходе, сюжет так закручивается, авторы торопятся показать столько событий, что у зрителя голова идет кругом. Я имею в виду себя. За других говорить не могу. Идея фильма сводится к тому, чтобы показать будни инспектора криминальной полиции из Сан-Франциско, который вовсю старается исполнить свою благородную миссию. Но ему это не удается, поскольку с одной стороны на него давит преступный мир, а с другой мешают продажные безвольные шефы. Банальная история со множеством смертей, обильно политая кровью. Поэтому ничего удивительного, что, выходя после окончания фильма на улицу, Линда произносит: — Кругом зверства и насилие, некуда от них деться!.. Она раскрывает зонтик, ибо, как всегда в последнее время, идет дождь. После чего мы пускаемся в путь. Разумеется, в направлении Сохо. — Кругом зверства и насилие, некуда от них деться, — повторяет Линда, скорее размышляя вслух, чем подбрасывая мне тему для разговора. — Что вы хотите — человечество цивилизуется. А цивилизация требует жертв. Цивилизованные люди вынуждены наказывать нецивилизованных, А нецивилизованные от зависти стреляют в цивилизованных. — А к какому вы себя причисляете, Питер? — Не имею понятия. Вероятно, к клиентам Марка. Может, я не первый в очереди, но это не меняет положения. — Не понимаю, как вы можете шутить над подобными вещами, — вздрагивает моя спутница и невольно прижимается ко мне. — А чем же еще шутить? Человек, сам того не желая, шутит над тем, что его окружает, а, как вы сами верно заметили, нас окружают зверства и насилие. — Боюсь, вы даже не отдаете себе отчета, насколько вы правы, — произносит она тоном, который заставляет меня насторожиться. — В каком смысле? Но вместо ответа она предлагает: — Пойдемте куда-нибудь погреться. Я бы с удовольствием выпила горячего чая. Заходим в кондитерскую, что по пути к бару «Ева», и находим там уединенное местечко. Заказываю чай для Линды, кофе — для себя и, лишь когда напитки уже поданы нам, понимаю свою ошибку, поскольку чай и кофе почти одинаковы по крепости и даже по цвету. — В последнее время у вас какой-то подавленный вид, — замечаю я, отпивая глоток подозрительной жидкости. — Неужели это заметно? — Боюсь, что да. — Ах, Питер, я в безвыходном положении, — вздыхает дама. И чтобы я не ломал себе голову, объясняет: — У меня был разговор с Дрейком. Очень долгий и очень неприятный разговор. — На какую тему? — Тем было две. Первая состояла из угроз, вторая — из обещаний. — Это понятно. Ну а все же, о чем шла речь? — Прежде всего он обвинил меня, что я нарушила его распоряжения. Поскольку стала не вашей надзирательницей, а вашей любовницей. И даже не потрудилась предоставить ему хотя бы одну-единственную интересную информацию о вас. — Надеюсь, это соответствует истине? — Однако он использовал это обстоятельство как повод припугнуть меня тем самым Марком, к которому, по вашим словам, в очереди стоите и вы. «Я, — говорит, — милочка, наказываю за предательство только одним способом. Может, из-за недостатка воображения я до сих пор не выдумал другой. Я не буду вас истязать, не бойтесь. Просто убью». А когда я спросила, в чем он видит мое предательство, разве вы не его человек, он ответил: «Насколько Питер мой человек и насколько — нет, это вы и должны были мне сказать. Во всяком случае, если у меня есть основания сомневаться, что Питер — мой человек, то я совершенно не сомневаюсь, что вы человек Питера». Она умолкает, машинально делает глоток и замечает: — В сущности, это была только увертюра… Он предложил мне занять место своей интимной подруги. И не постеснялся подчеркнуть, что это, может, единственный шанс избежав наказания. — А вы, естественно, пытались объяснить ему, что любите меня… — Да… что-то в этом роде… — На что Дрейк вам ответил: «Ну и любите на здоровье, кто вам мешает. Мне не нужно вашей любви, мне нужно, чтобы вы спали в моей постели». — Можно подумать, что вы подслушали наш разговор, — бросает Линда. — Зачем мне подслушивать? Этот человек сидит у меня в печенках. Разбудите меня среди ночи и спросите: «Что сказал бы Дрейк по поводу того-то и того-то»… Едва ли ошибусь. — Питер, он всех нас держит в руках. Он впился в нас, он нас душит, как этот отвратительный лондонский туман. С той лишь разницей, что туман в Лондоне гораздо менее опасен… Мисс Грей тянется к пачке сигарет. — И чем окончилась беседа? — спрашиваю я, щелкнув зажигалкой. — Я объяснила ему, что мне надо подумать. И он проявил великодушие, дав мне маленькую отсрочку. — Что же вы тогда повесили нос? — Маленькую отсрочку, Питер! Маленькую!.. Я мог бы ей объяснить, что при определенных обстоятельствах отсрочка, даже маленькая, может оказаться вполне достаточной, но воздержался от подобного откровения. И поскольку я воздержался, Линда шепчет: — Мне страшно… — Чего вам бояться? В конце концов, у вас есть выбор: Марк или Дрейк… Из двух зол человек всегда выбирает меньшее — Но поймите, я не переношу его… мне легче лечь с ящерицей или крокодилом… даже если бы я хотела скрыть свое отвращение, я не смогу… так что Дрейк опять превратится в Марка… — Только не драматизируйте, — говорю я. — Не стоит заранее волноваться из-за того, что, может быть, и не произойдет. — Не успокаивайте меня, — нервно перебила она. — Если хотите меня успокоить, то делайте это не словами. — А как? Убить Дрейка? — Я бы сказала «да», если бы считала, что это — возможно. Но так как это невозможно… очень прошу вас, не оставляйте меня одну хотя бы несколько ночей, до тех пор пока я наберусь смелости принять решение. Мы уже почти дошли до ярко освещенного входа в «Еву», и я собирался повернуть, чтобы заскочить в отель, как вдруг перед нами выросла горилла Ал: — Я как раз за вами, сэр. Вас шеф вызывает. Киваю Линде на прощание и отправляюсь по коридору к директорскому кабинету. Застаю Дрейка возлежащим на фиолетовом диване. — А, Питер! — вяло бормочет рыжий, поднимая взгляд. — Присаживайтесь. Опускаюсь в кресло и, воспользовавшись наступившей паузой, закуриваю. Шеф, похоже, не в форме. Лицо его, как всегда, пылает, глаза воспалены. Видно, он провел бессонную ночь. — Ну, теперь-то вы, наверное, довольны, — произносит он, пытаясь придать своему голосу обычный добродушный тон. — И возможное предательство не омрачает ваши сны. — Да, действительно. И все же я недоволен. — Вот как? — поднимает брови Дрейк. — Почему же? — Я думаю, мы немного поспешили с Ларкином. — Что же мы могли сделать? — Дезинформировать его… Выиграть время… — А если бы дезинформация не прошла? Если бы он нашел свой источник информации? Вы, вообще, представляете себе, сколько стоит груз в десять килограммов? И чем я рискую в случае провала? В конце концов, за товар плачу я, а не вы! — Я просто сказал, что думал, мистер Дрейк. — Конечно. Но в эти дни я тоже достаточно думал. И именно затем вас и позвал, чтобы сказать, что я придумал… Но вместо того чтобы сообщить это, он тянется к бутылке на столике, потом занимается обычным стриптизом своей сигары. Наконец закуривает и благоволит объяснить: — Сейчас, когда Ларкина уже нет, мы можем исполнить его последнюю волю, дружище И заняться действительно крупным грузом. Десять, даже пятнадцать килограммов. Поскольку есть риск, что эти типы из ЦРУ действительно вмешаются. Так что мы провернем наше дело прежде, чем они вмешаются. — А реализация? — Реализацию обеспечим потом. На такой товар покупатели всегда найдутся. Пока что важно перебросить товар и спрятать в надежном месте. Что скажете? — Думаю, что не остается ничего другого. — Решительное действие, а затем — отдых! — бубнит Дрейк. — Подождем сколько нужно. А когда все успокоится и те типы забудут про нас, начнем все сначала. — Не понимаю, зачем вы меня спрашиваете, — вставляю я. — Я уверен, что вы уже заказали товар. — Хитрец! — восклицает шеф с притворным восхищением. — Ваше мнение, Питер, служит подтверждением моего. А это немало. Он наклоняется вперед, рискуя потревожить свой объемистый живот, и произносит доверительно: — В сущности, я сделал заказ еще при жизни Ларкина. И, говоря между нами, по рекомендации самого Ларкина. Ровно на пятнадцать килограммов Пятнадцать килограммов, понимаешь? И вы хотите, чтобы при такой колоссальной партии героина я позволил бы этому мерзавцу ходить по земле? — В таком случае следует полагать, что прибытие груза в Болгарию гарантировано. — И на этот раз вы правы У меня уже есть точные координаты И вызвал я вас, Питер, для того, чтобы вы написали почтовые открытки. Так что садитесь вон туда, достаньте открытки и все остальное из ящика и принимайтесь за работу. Выполняю его распоряжения. Опускаю тоненькое перо в пузырек с бесцветной жидкостью, спрашиваю: — Что писать? Шеф встает и медленно приближается к письменному столу. — Пишите: Выполняю и это распоряжение, нанося текст миниатюрными буквами в квадратик, отведенный для марки. Наклонившись надо мной, Дрейк внимательно наблюдает за операцией. А когда заполнено пять открыток, замечает. — Должен признать, вы это хитро придумали, Питер. — Что? — Да это писать сообщение по-болгарски и своим почерком. — Иначе мои люди не поверят. Не понимаю, почему вас раздражает, что они верят мне, а не вам, мистер Дрейк, если они вас не знают. — Меня это вовсе не раздражает, напротив, восхищаюсь вашей хитростью. Хотя в данном случае она лишняя. Кажется, я уже говорил вам, что, пока вы мне нужны, вам ничего не угрожает. А я нуждаюсь в верном человеке, дорогой мой. И, заметив, что тайнопись высохла, продолжает: — А теперь наклейте марки и заполните обычным текстом вашу открытку Мою открытку посылаю от имени некоего болгарина, пребывающего в Лондоне и подписывающегося то Васко, то Колё, то еще как-нибудь. Остальные четыре открытки Дрейк дает для заполнения разным людям, которые их посылают из различных мест и в различное время, так как однообразие посланий могло бы возбудить подозрения. После того как я заканчиваю письменную работу, шеф запирает открытки в столе и предлагает: — Теперь можно сойти вниз и посмотреть программу. Надеюсь, что номер Линды все еще не снят… — А что это за «Фрина»? — спрашиваю я, пропуская его реплику мимо ушей. — Я говорю вам о Линде, а вы спрашиваете про «Фрину»! — бросает недовольно Дрейк. — Греческое торговое суденышко, раз это вас так интересует. Чтобы сдержать данное Линде обещание, я позволил себе в этот ранний утренний час покинуть дорогу. Дрейк-стрит и поискать место для ночлега подальше от нее, в квартале Ковен-гарден, а точнее, в квартире мисс Грей. Просыпаемся, как обычно, к обеду. Линда идет на кухню приготовить завтрак, а я отодвигаю шторы на окне, чтобы проверить, идет ли дождь. Идет, конечно. Мрачно и неприветливо. Вид мокрой улицы нагоняет на меня тоску. Перевожу взгляд на светлые стены комнаты. И на фоне этих стен неожиданно созерцаю черный мужской силуэт. Марк каким-то таинственным образом бесшумно проник в квартиру. Наверное, так же бесшумно и таинственно в дом входит смерть. Наступив своими грязными ботинками на белоснежную шкуру, он стоит неподвижно у входа в своем мокром плаще и черной шляпе, с полей которой стекает вода. И весь этот черный силуэт дополняет черный маузер, на дуло которого надет глушитель. — Где она? — спрашивает он глухим хриплым голосом, который я слышу впервые. — Тише, Марк, — осаживаю я его. — Разбудишь соседей. — Где она? — повторяет черный человек. И, словно отвечая на его вопрос, Линда выходит из кухни и застывает, потрясенная. — Я не хочу, чтобы ты это делал при мне, Марк, — предупреждаю я его. — Мои нервы того не выдержат. — Если у вас нервы, испаряйтесь, — бормочет незваный гость. — Вы мне не нужны. Мне нужна женщина. Иду к выходу, делая вид, что не замечаю взгляда Линды, взгляда, в котором мольба и презрение оспаривают право первенства. Поравнявшись с черным человеком, стремительно хватаю двумя руками его правую руку, в которой он держит маузер, и со всей силой заворачиваю ее назад. Слышен сухой хруст. Рука выпускает маузер и бессильно повисает. Лицо Марка белеет от боли, но он не издает ни звука, чрезвычайный и полномочный посол смерти считает, что стонать ему не к лицу. Освобождаю одну руку и наношу удар в солнечное сплетение, посылая посла в другой конец комнаты. Тем самым я развеиваю один из мифов. Пугало квартала оказывается хрупким, как фарфор. Просто никто не сообразил или не сумел приблизиться к нему на расстояние удара А вся его сила была в этом черном маузере. — Не стойте как сомнамбула, — говорю даме. — Принесите перевязочный материал. Линда убегает из кухни и возвращается с веревкой, на которой сушит белье. — О Питер, — бормочет она виновато, подавая мне веревку — Всего пять минут назад я была уверена, что вы самый большой подлец на свете. — Не мучайтесь прошлым, — советую я. — Лучше снимите покрывало вон с того кресла. Укладываю Марка в указанное кресло. Однако, несмотря на хрупкость, он все же делает попытки вырваться, так что принуждает меня прибегнуть к наркозу нокаута. После чего я крепко-накрепко привязываю его к креслу и затыкаю рот платком. Потом напоминаю Линде: — Вы, кажется, совсем забыли про завтрак… — О Питер, — произносит она мелодичным голосом — Я все еще не могу поверить, что вы мне спасли жизнь. Ну как я могла подумать, что вы подлец! — Больше, чем Дрейк? — Дрейк не подлец, — качает она головой. — Дрейк — чудовище. Не желая того, я напоминаю ей о старом греховоднике и не удивляюсь, когда она спрашивает: — А теперь, Питер? Что мы будем делать теперь? — Завтракать, — отвечаю я. — Что же еще? Позвольте обратить ваше внимание на то, что вода для кофе уже давно кипит. |
||||
|