"Искатель. 1985. Выпуск №6" - читать интересную книгу автора

1

С самого утра у Антона Сухова было этакое просветленное настроение. Радостный он приехал в клинику, искусно и быстро прооперировал. Операция была сложной, но прошла удачно.

Из клиники Антон вышел не спеша и с удовольствием вышагивал по тротуару вдоль магистрали, под золотисто-багряными осенними кленами. Солнце светило вовсю после дождей, ливших непрерывно три дня. Сухов, сам того не замечая, улыбался, радуясь ясному дню. Легкий ветерок перебирал его шевелюру с проседью. Домой идти не хотелось.

«Вероники еще нет дома». Мысли о жене врывались сами собой.

Когда-то он искренне любил ее. По-настоящему. Это теперь приходится спрашивать себя, что такое — любить по-настоящему?

— Ах, звезды-звезды, вечно вам сиять… — послышался за спиной знакомый мотив. Сухов обернулся, так и есть. Его догонял анестезиолог Митрофан Степанюк, — …и одарять кого-то счастьем… Славный денек выдался, Антон. А?

— Осенний подарок галерным.

Между собой они называли друг друга галерными. Тяжело работать в клинике, знаменитой на всю планету. Зато не стыдно и сказать, где ты работаешь. Даже порисоваться, щегольнуть этим приятно. Трудно, но зато чувствуешь себя на переднем крае научного поиска.

— Возьмем машину?

— Торопишься? — спросил Антон.

— Нет. Но в такой день грешно терять время. Просто не верится, настолько великолепна погода. Приеду домой, а окна залиты солнцем. Заберу дочурку из садика. Томка сейчас потешная. А там и жена придет…

Шагал Степанюк (был он кряжистым здоровяком) неуклюже, как казалось со стороны. Но Антон едва успевал за ним.

— Ну, берем машину? Или я вызову одноместную?

Вместо ответа Сухов остановился у ближайшего пульта магистрального селектора и нажал зеленую клавишу.

Машина остановилась возле них минуты через три. Открылась дверца голубого геликомобиля. Митрофан пропустил Антона:

— Садись, тебе дальше ехать, а я в центре сойду.

Они назвали адреса, и машина тронулась с места.

— Мы с тобой завтра не вместе работаем?

— Мог бы не напоминать про завтра, — раздраженно, но с улыбкой сказал Степанюк. — Завтра у меня Гирзанич оперирует…

Женщину с ребенком Антон заметил издалека. Почему-то припомнились ему маленький Витасик и Вероника… Как они с нею тогда были счастливы! Радовались каждому пустяку, как дети. Почему, как все улетучилось? Случались и раньше несогласия с Вероникой, даже ссоры, но Антон не сомневался — это лишь недоразумения. Прежде он не представлял себе жизни без Вероники. И в ее глазах видел отражение настоящей любви. Теперь же он начал думать, что все это ему прежде казалось. Но ведь ничто не исчезает бесследно. Какой-то шутник утверждал: если в душе поселилась ненависть, значит, были когда-то и зерна любви. Но сейчас даже ненависти в душе не чувствовал Антон.

— Остановимся… — неожиданно для самого себя приказал Сухов геликомобилю. — Подвезем женщину…

Степанюк недовольно пробурчал:

— Я тебя понимаю, красивая женщина, но ей никуда ехать не нужно. Напрасно ты рыцарствуешь. Она гуляет с ребенком.

— Ты видишь, поблизости нет пульта магистрального селектора…

Женщина держала ребенка на руках. Стройная, в легком зеленоватом плаще, и сама словно сотканная из цветного воздуха, женщина стояла спокойно, неподвижно, но в то же время ощущались ее напряжение, волнение.

Машина остановилась метрах в десяти от нее. Сухов выглянул из салона и крикнул:

— Вас подвезти?

Женщина будто не слышала. Потом медленно обернулась, посмотрела на Сухова настороженно и боязливо, но сразу ответила громко:

— Да, безусловно. Большое спасибо, — приветливо улыбнулась (именно приветливо, но не благодарно, отметил про себя Антон) и уверенно направилась к машине.

Ребенок почему-то вдруг расплакался. Голос у него оказался неприятный, дребезжащий. Сухов подвинулся, и женщина села рядом.

— Тихо, Серафимчик! Тихо. Замолчи!

Пола ее плаща легла на колено Антона, а длинный золотистый локон, упав на плечо, щекотал ухо.

Геликомобиль тронулся и набрал скорость.

— Куда вам ехать? — спросила машина.

Женщина окинула взглядом все вокруг, странно улыбнулась:

— Мне с вами по пути, — сказала уверенно, будто знала, куда едут Антон с Митрофаном. — Ну-ну, тихо, Серафим! Что это с тобой?

А мальчишка никак не унимался. Сквозь плач он что-то говорил, но невозможно было понять ни слова. Полненький, розовощекий, в голубом комбинезончике.

— Так куда вам ехать? — снова спросил геликомобиль.

— Я скажу, где остановиться, — ответила женщина.

А малец на руках у нее орал — в ушах звенело. Антон и Митрофан иронически переглянулись.

— Как тебя звать, мальчик? — спросил Сухов, перекрывая капризный рев малыша. — Ты умеешь уже говорить?

— Меня зовут Серафимом, — совсем спокойно произнес мальчик. — Вы же слышали, как меня называла мама, а спрашиваете… — И заревел с новой силой.

— Сколько ему?

— Два, — неуверенно ответила женщина.

— Такой симпатичный мальчик, а капризный… Ах ты, капризуля… — Антон взял мальчика за ушко и слегка подергал, имитируя умиление, хотя Серафим и его противный голос раздражали его. — Я таких вредных всегда забираю с собой. Видишь, какой у меня большой портфель? Я специально ношу его. Слышишь, Серафимчик?

— Слышу?! Да ты все равно не заберешь меня! — воскликнул малец и раскричался еще громче.

Женщина, извиняясь, посмотрела на Антона и с наигранной беззаботностью произнесла, отчеканивая каждое слово:

— Так вот, сейчас я отдам тебя дяде. Мне не нужен такой плохой, непослушный мальчик.

— Остановите, пожалуйста, я сейчас выхожу, — промолвил Митрофан. — До завтра, Антон. Желаю получше провести этот день. — Он многозначительно улыбнулся.

Степанюк вышел из машины, за ним мягко закрылась дверца. Геликомобиль помчался дальше, а малыш горланил, умолкая лишь для того, чтобы перевести дыхание.

— Забирайте его, — заявила женщина. — Раз не слушается, забирайте. — И как бы машинально положила ладонь Антону на колено. Сухов сам не понял почему, но ему вдруг стало жутко.

— Хорошо, я заберу его, — сказал он, превозмогая неприязненное чувство. Взял мальчика к себе на колени, внутренне приготовившись к дикому крику. Но Серафим спокойно перебрался к Антону, не изменив тональности своего плаксивого воя.

— Вот так, Серафимчик, — заявила женщина. — Ты не слушался меня, живи теперь с чужим дядей. Остановите, пожалуйста.

Геликомобиль покорно затормозил.

Антон Сухов не успел и опомниться, как золотоволосая женщина выскочила из машины и пошла по тротуару.

А Серафим моментально замолчал и облегченно вздохнул, заявив совершенно спокойно, не по-детски рассудительно:

— Ну, наконец-то…

Сухов никак не ожидал такого поворота событий. Он пытался скрыть свою растерянность и беспомощность.

— Тебе совсем не жаль расставаться с мамой?

Мальчик посмотрел на него сосредоточенно и многозначительно.

— Сейчас мы тоже выйдем, — громко произнес Сухов.

— Вас понял, — ответил геликомобиль. — Желаю всего доброго.

Сухов с ребенком на руках вышел из салона и осмотрелся вокруг. Женщина в зеленом исчезла, как растворилась. Но не приснилась же ему… Мальчуган-то вот он, приснившимся его не назовешь…

— Поставьте меня на землю! — властно приказал малыш. — Я умею ходить не хуже вас.

— Так что же нам делать? — произнес Сухов. — У тебя, малец, как бы это сказать… У тебя не очень-то разумная мамочка…

— Нормальная мама, — заявил Серафим. — Просто вы ее не знаете. Недостатки имеются у каждого. А моя мама очень устает. Пошли.

— Куда?

— Погуляем. Вон с той горки прокатимся для начала.

— Мне неудобно, — буркнул Сухов. — Там одни дети.

— Неважно. Дети тоже люди. Идем.

Маленькая кабинка пневматического лифта, смешно подергиваясь, подняла их на верх башни, откуда начинался пластиковый спуск. Он тянулся до самого конца парка. Сели, оттолкнулись, и сразу же их понесло, закружило, завертело на виражах и спиралях, на замедляющих движение подъемах и внезапных, захватывающих дух спусках.

Когда они (наконец-то!) стояли на земле, Серафим оценивающе осмотрел Антона и сказал:

— Ну, разве плохо? То-то же! Но, знаешь, у меня оторвалась пуговка. — На его ладошке лежала голубая пуговица. — Я поймал ее на лету. Я молодец, Сухов? У меня мгновенная реакция.

— Да, ты молодец.

— Но теперь мне нужно ее пришить, — решил Серафим.

— Поехали ко мне домой. Подумаем, как разыскать твою маму. И пуговицу пришьем… У моего Витасика сейчас каникулы. А вечером Вероника, моя жена, придет, — сказал Антон.

— Я не могу с оторванной пуговицей знакомиться с людьми. Зайдем в какую-нибудь квартиру и попросим иголку с ниткой. Пошли!

В подъезде ближайшего от парка дома Сухов подошел к первой попавшейся двери на первом этаже, позвонил. Но никто не ответил. В соседних квартирах тоже никого не оказалось.

— Поднимемся выше, — предложил Серафим.

Сухов послушно подошел к лифту и вызвал кабину.

— На каком этаже выйдем?

— Все равно на каком, — ответил Серафим и нажал кнопку.

Но не успели двери закрыться, как появился какой-то человек.

— Подождите меня! — крикнул он и схватился руками за створки. Двери раздвинулись, запыхавшийся мужчина вскочил в кабину:

— Спасибо… Мне на пятьдесят восьмой…

И вдруг воскликнул удивленно:

— Антон?! Привет, какими ветрами?..

Сухов узнал своего одноклассника по школе, Василия Бора.

— Твой сынишка? — спросил Василий. — Ты здесь живешь?

— Нет, — улыбнулся Сухов, не зная, что сказать дальше. — Я не здесь живу и… сын не мой, а моей знакомой.

— В гости приехал?

— Да, в гости…

— Тебе на который?

— Мне? Мне на третий, — поторопился ответить Сухов, надеясь, что они с Серафимом выйдут, а Василий поедет дальше к себе.

— Как поживаешь? Ты все на том же месте работаешь? В той же славной концентрационной клинике? — Василий громко рассмеялся.

— Да.

Створки лифта раздвинулись на третьем этаже. Антон протянул руку попрощаться.

— Ты надолго к знакомой?

— Не знаю…

— Может, потом ко мне заглянешь? Посидим, поболтаем. Сколько мы не виделись?.. Моя квартира — сто пятнадцатая. Запомнишь?

Выйдя из лифта и подождав, пока Василий уедет, Антон подошел к ближней двери и позвонил. Дверь открылась. На пороге стояла старая худая женщина в сером с мелкими цветочками домашнем халате. Лицо желтое, с глубокими морщинами на лбу.

— Добрый день, — выдавил Сухов.

Тонкие губы старушки шевельнулись словно в приветствии.

— Галина дома? — как сумел беззаботнее спросил Сухов, назвав первое, пришедшее в голову имя.

Женщина пристальнее посмотрела на него, ее лицо ещё больше сморщилось. Затем она взглянула на Серафима.

— Галина? — переспросила она удивленно молодым и звонким голосом.

— Да…

— Заходите, пожалуйста. Она давно вас ждет.