"Александр и Людмила Белаш. Кибер-вождь ("Война кукол")" - читать интересную книгу автора

волочащих ноги куклы.

***

Праздник продолжался до позднего вечера - с наступлением полной темноты
небо украсилось вспышками салюта. Сайлас носился как бешеный; Доран потерял
тонус очень вовремя - в самый разгар торжеств, но тем не менее с сияющей
улыбкой и на автоматизме провел две передачи. Сайлас зауважал его за
стойкость и профессионализм. Доран еще раз подтвердил свою способность
делать дело в жару, в бреду и в лихорадке. Еще днем Сайлас получил от
адвокатов все бумаги, и о. после знакомства с ними ему самому стало худо.
Крепко они влипли. Слишком многое предстояло изменить в короткое время.
ОставалЬсь надеяться на ум и находчивость Дорана. Сейчас Сайлас разослал обе
бригады на самостоятельный поиск и уже битый час проводил производственное
совещание по изменению стратегии - так, по крайней мере оно было обозначено
в графике рабочего времени.
На самом деле картина была иная. Сначала Дорану подурнело, и он метался
по комнате, хватаясь то за голову, то за живот; потом его затошнило, потом
стало рвать. Доран почти ничего не ел за день, и мысль об отравлении Сайлас
отбросил сразу. Скорее всего, таким образом сказывались на шефе пережитые
волнения дня. Сайлас уже два раза поил его растворенным газом, поставил
накожный аппликатор, теперь оставалось ждать, когда же снадобья подействуют,
и наблюдать, как основной ведущий пытается выплюнуть в унитаз свои
внутренности, стоя на коленях. Чтобы обеспечить себе зрителя, дверь в туалет
Доран предусмотрительно закрывать не стал.
- Да перестань ты! - не выдержал-Сайлас. - У тебя давно ничего нет в
желудке!
- Меня слюнями рве-е-е-о-от! - с воем ответил Доран. - А они не
конча-а-й-ю-тся-а-а...
Наконец он решил сделать перерыв и, судорожно вздыхая и всхлипывая,
приполз на четвереньках к Сайласу, вздрогнул всем телом и повалился на
ковер, пристроив голову на край дивана. Скомканным бумажным полотенцем он
вытер слезы, слюни и сопли и замер в неподвижности, словно умер, в
безобразной позе, в расстегнутой рубашке поверх спущенных брюк. Зритель был
один, но Доран не умел халтурить и выкладывался так, словно на него пялится
пол-Города.
Дорану было очень плохо, так плохо, что даже пустую рвоту он воспринял
как облегчение. Да ладно бы его только рвало - к тому же и кишечник
прохудился. Руки его дрожали, кожа посерела, глаза стали мутными - и в них
поселилась безысходная мука, как у раненого, измученного болью зверя. Дверь
в туалет он не закрывал еще и потому, что боялся умереть в одиночестве.
Одним словом, враги и здесь разнились с точностью до наоборот: если
Хиллари вчера умирал от симпатического криза, то Доран сегодня - от
парасимпатического.
- У меня все ребра и мышцы живота болят, я вздохнуть не могу, -
жаловался Доран, промакивая язык и сплевывая жидкую набегающую слюну, - я
скончаюсь от поноса на толчке.
- Как себя чувствуешь?
- Как блевотина, - коротко ответил Доран.
- А может быть, все-таки к Орменду, в "Паннериц"?