"Город Солнца" - читать интересную книгу автора (Виллолдо Альберто)

*3*

Катманду до-колумбовой Америки, старейший и никогда не умиравший город Западного полушария, Куско расположен в отдаленной долине Анд на высоте 11000 футов над уровнем моря. Империя инков, которую они сами называли Тавантинсуйо, что означает «Четыре четверти Земли», когда-то простиралась от Эквадора до Аргентины и от Тихого океана до джунглей Амазонки.

Куско, «пуп Земли», священный Город и столица империи, был основан Манко Капаком, первым инка, «Сыном Солнца», приблизительно в 1100 году. Через четыреста лет Атахуальпа Инка, правитель империи и потомок Сына Солнца, был убит горсткой испанских пиратов во главе с капитаном Франциско Писарро, человеком, который «завоевал» Перу.

Писарро посадил на престол индейского аристократа Манко в качестве марионетки и занялся грабежом богатств и осквернением храмов удивительной чужой страны, которую он открыл.

Но Манко Инка бежал из Куско и поднял стотысячную армию, которая обложила город, населенный к тому времени испанскими колонистами и войсками. Куско был построен в форме ягуара, спину которого очерчивала река Туллумайо, а головой служил холм Саксайхуаман, возвышавшийся над городом. Здесь весной 1536 года и решилась судьба величайшей цивилизации Западного полушария.

Мегалитические храмы и башни Саксайхуамана, сотовая структура тесно связанных жилищ и три кольца зигзагообразных защитных валов стали цитаделью империи, когда воины Манко взяли холм. Отсюда, с головы ягуара, индейцы вели осаду оккупированной столицы. Осада продолжалась несколько месяцев, но Куско, как говорят хроники, сгорел в один день. Это было в мае; Хуан, брат Франциско Писарро, вывел свою кавалерию из дымящейся столицы империи, чтобы атаковать Саксайхуаман.

Эта битва за Саксайхуаман, голову ягуара, была, видимо, одной из самых отчаянных и трагических в истории. Подобно огню, который пожирал Куско, восстание Манко Инка охватило всю страну, в течение семи дней и ночей судьба империи и успех завоевателей висели на волоске.

Много тысяч людей погибло в страшной бойне в Саксайху-амане. Как только испанцы взяли наружный вал укреплений и защитники отошли в храмы, тяжело вооруженные conguistadores приступили к поголовному истреблению индейцев. Утром следующего дня, когда Манко Инка был уже в легендарной крепости Вилкабамба в джунглях, лишь кондоры парили над головой павшего ягуара и садились пировать на поле битвы. И хотя Манко и его последователи вели упорную партизанскую войну против испанских колонистов и их собственности ещё около сорока лет, Империя Инков пала в Саксайхуамане. Три самые крупные башни были разрушены, храмы опустошены, и одно из величайших архитектурных творений древнего Пира стало каменоломней для строителей испанского Куско. Сегодня четыреста метров тройных зигзагообразных укреплений в северной части холма да очертания фундамента башен — вот и все, что осталось от головы ягуара Куско.

Отсюда можно смотреть вниз, на весь Куско; это на восемьсот футов выше центра города — Пласа-де-Армас. В прежние годы я любил по утрам взбираться к руинам и обегать трусцой зигзаги укреплений, которые я себе представлял зубами ягуара.

На круглом каменном фундаменте Муйумарка, почти ушедшем в землю, я практиковал тайцзи [t'ai chi], китайское военное искусство движений: полчаса плавных, медленных движений, наполненных энергией нового дня.

Иногда за мной наблюдали дети; склонив набок спокойные лица, они созерцали мои сосредоточенные занятия и странный танец. Кто-нибудь из них присоединялся ко мне, смеясь над собой; они повторяли мои движения, но не кривлялись, а потом бежали в свою школу или по каким-либо поручениям. А я отправлялся к северо-востоку, к Храму Воды Тамбо Мачай, чтобы искупаться в холодной родниковой воде перед возвращением в город.

Вечером, в день моего прибытия в Куско, я сидел на гранитной плите в высшей точке разрушенной крепости и смотрел вниз на город, на яркие окна и освещенные фасады бесчисленных церквей, церквушек, старинных дворцов, переоборудованных храмов, исторических зданий, семинарий, монастырей, рынков, гостиниц и ресторанов. В самом центре этого всего — Пласа-де-Армас: Кафедральный собор и церкви Хесус Мария, Эль Триунфа и Ла Компанья; все они выстроены из камней, из которых когда-то были сложены стоявшие на их месте роскошные дворцы и храмы инков.

Никаких следов Антонио в городе не было. Я бродил здесь без какого-либо сознательного плана и почти без цели. Я рассеянно смотрел на город внизу, который я так хорошо знал, на места, связанные навек с величайшим приключением моей жизни. Неужели я торопился сюда лишь для того, чтобы поглазеть на все эти атрибуты прошлого?

Падающая звезда привлекла мое внимание. Я следил, как она описала дугу в небе и погасла на востоке, возле вершины Пачатусан. Ночь была безоблачной; светила половинка лупы, звезды сверкали в густой черноте неба, под серебристо-белым лунным сиянием в тонком, прозрачном воздухе резким контрастом выделялись каменные останки Саксайхуамана. Там кто-то стоял.

Какой-то человек стоял у края почти занесенного землей фундамента круглой башни. Он находился прямо напротив меня. Я мог бы сказать, что он пристально глядит на меня через разделяющие нас тридцать футов, через пространство, усеянное камнями, скудной высокогорной травой и дикими цветами, — по это было бы неточно. Хотя лицо его находилось прямо напротив моего и он не двигался, он, строго говоря, не мог глядеть, хотя и не был слепым.

На нем были пересохшие, потрескавшиеся черные кожаные туфли без носков, старые брюки из синтетической ткани, плотная хлопчатобумажная тенниска и бесформенная, потертая спортивная куртка, слишком для него тесная — манжеты болтались на тонких руках заметно выше запястий. На голове он носил узкополую шляпу с клетчатой лентой. Слабые, вялые руки свисали по бокам корпуса, почти достигая колен.

Освещенное лунным светом лицо его ничего не выражало: обычно выражение лицу придают глаза, а у него на месте глаз были лишь тени, пустое место, затененное полями дурацкой шляпы. Это был, по меньшей мере когда-то, индеец; седая, Давно не бритая щетина выделялась на фоне темной кожи сильно запавших щек.

Еще одна звезда беззвучно описала дугу по небосводу над, его головой и на мгновение отвлекла мое внимание от его лица; я осознал, что смотрел все время в пространство под полями его шляпы. Внезапно я потерял ощущение времени, я не знал, как давно мы здесь стоим. И тут вспомнил, что видел его раньше Я видел его здесь, на этом же месте, десять или двенадцать лет тому назад. Антонио тоже видел его. Мы шли обратно от Тамбо Мачай. Ночь настигла нас, когда мы добрались до укреплений и взбирались на холм Саксайхуамана. Мы остановились и смотрели на огни города, как раз там, где я стоял теперь. Когда мы обернулись, чтобы идти дальше, он стоял здесь, у основания разрушенной башни.

Антонио тронул меня за руку: «Не смотрите ему в глаза», — сказал он.

И Антонио, профессор философии, высокообразованный человек, объяснил мне, что это pischaco, «лишенный духа»; он живет за счет энергии, жизненной силы других людей, подобно стервятнику, хотя сам он падаль, ничто. Живой мертвец.

В ту ночь, когда он шепотом рассказал мне это, я рассмеялся. Тогда он сказал, что существуют колдуны, которые подчиняют себе их сущность и посылают вот таких призраков из плоти и костей бродить всюду по ночам. «Широко распространено убеждение, что такие колдуны извлекают потом жир из их тел». — Зомби? — прошептал я, с ухмылкой глядя в его искренние глаза. — Вы говорите о зомби?

— В сущности, да, — кивнул он. — Они не могут ходить по прямой линии.

— Что? — Я быстро взглянул на неподвижную фигуру.

Антонио схватил меня за руку.

— Не смотрите туда, мой друг. Не ищите его глаза, иначе он схватит вас своим невидящим взглядом, и вы можете потерять душу. Только наблюдайте. Не шумите и наблюдайте. Он медленно наклонился и поднял камень величиной с кулак.

— Пошел! — крикнул он внезапно и бросил камень. Послышался глухой удар — камень попал человеку в грудь и упал к его ногам.

— Уходи! — снова крикнул Антонио; голос его странно звучал в ночной тишине.

Только после этого человек двинулся с места, как-то боком, по-крабьи, короткими судорожными рывками, неуклюжими шажками он заковылял вниз по склону холма.

— Жизнь в смерти, — сказал мой друг. — Или смерть в жизни. Не знаю, как это точнее выразить…

Я давно забыл этот эпизод, оставил его без внимания как забавный плод воображения. Я никогда не допускал мысли, что Антонио может ошибаться.

Но вот оно снова стояло передо мной — животное, растение, минерал? Он или оно, живое или неодушевленное? И могу ли я верить в подобные вещи? Некоторые части его одежды поменялись, но я мог бы поклясться, что на нем были те самые изношенные туфли.

Я почувствовал холод и понял, что все мои поры раскрыты. Холодный пот стекал по ногам, спине и по лицу.

Я резко повернулся и быстро зашагал прочь, вниз по склону холма к городу, оставил свое намерение пройтись по тропе через руины; стояла глубокая ночь, и с меня было достаточно впечатлений.

На полпути к подножию я обернулся. Его не было. И вдруг У меня возникло чувство, что вокруг нет ничего живого, ни единого живого существа в радиусе нескольких миль. До самого Подножия холма я мчался бегом.