"Пьер Бельфон. Совещание (Пьеса) " - читать интересную книгу автора

Гватемале" - прекрасный роман, разве нет?
Готье-Монвель (ласково). Ну конечно... конечно... (Долгое молчание.)
Клодина, Александр, могу я попросить вас ненадолго оставить меня наедине с
Микаэлем? Совершенно очевидно, что тут произошло недоразумение, которое
легко разрешится в разговоре с глазу на глаз.
Шариу. Прошу вас иметь в виду, что уже без двадцати час. Хотя, конечно,
Констановскую премию можно в этом году и не присуждать!
Клодина Ле Галлек. Вы это всерьез?
Шариу. Нет, в шутку! Впрочем... Господа, мы вам даем десять минут. И ни
секундой больше. Вы идете, Клодина?
Шариу и Клодина Ле Галлек выходят. Готье-Монвель сидит, Фоссер встает и
смотрит в окно. Долгое молчание.
Готье-Монвель. Вы разочаровали меня, мой мальчик. Как же вы меня
разочаровали. Вы причинили мне боль. Вы так хорошо умеете говорить, но
совсем не умеете слушать. Я знаю, благодарность - продукт скоропортящийся,
поэтому я никогда на нее не рассчитываю. (Пayзa.) А ведь в свое время мне
пришлось выдержать жестокую борьбу, чтобы включить вас в состав жюри.
Конечно, после Оскара Уайльда, Андре Жида, Пруста и многих других, некоторые
подробности, касающиеся... личной жизни, уже никого не пугают. Но первый ваш
роман "Дитя сердца"... он ведь был во многом автобиографичным, не правда ли?
И этот роман долго стоял поперек глотки у кое-кого из нас. Да, мне пришлось
тогда за вас побороться.
Фоссер. Я об этом не забыл.
Готье-Монвель. Знаете, почему я так хотел, чтобы вы стали одним из нас?
Во-первых, потому, что я вас очень люблю, мой мальчик, а наши чувства
неподвластны разуму. Под этим обличьем старого ворчуна, циника и сибарита
скрывается неисправимый романтик. Сколько раз меня жестоко обманывали, но я
все равно останусь таким. Вторая причина в том, что вы обожествляете
французский язык - говоря с вами, я могу использовать самые сложные формы
глаголов, и вы не станете надо мной смеяться. Мне нравится ваше равнодушие к
успеху. Вы один противостоите толпе поставщиков дешевого чтива, заваливших
магазины своей продукцией. (Микаэль хочет возразить.) Да-да, вы один... И я
подумал, что, глядя на вас, буду вспоминать о дерзновенных мечтах моей
юности. Ведь и я когда-то хотел стать современным Флобером или Мопассаном. И
кто я теперь? Председатель жюри Констановской премии!
Фоссер. Ну, тогда вы не можете сердиться на меня за то, что я защищаю
книгу Фредерика Бовэ...
Готье-Монвель. Разве из-за этого можно на вас сердиться?
Фоссер. Я боялся, что...
Готье-Монвель. Зря боялись. Вы просто сказали вслух то, что все мы
произносили... мысленно.
Фоссер. В глубине души я понимал, что между мной и вами лишь видимость
разногласий. (Пауза.) Теперь пора стать самими собой, то есть проявить
суровость и непреклонность. Наступает новая эра. Констановскую премию должен
получить роман...
Готье-Монвель. ..."Трудные роды".
Фоссер. Но... вы же сами только что...
Готье-Монвель. Ерунда! Разговоры в пользу бедных! Вы думаете, я не вижу
разницы между Бовэ и Рекуврером? Бовэ пишет в сто раз лучше Рекуврера,
который, между нами, попросту бездарен. Ну и что? Подавляющее большинство