"Артем Белоглазов. Туманы сентября " - читать интересную книгу автора

собака. В ее свалявшейся густой шерсти запутались паутина и мелкий мусор, и
столько пыли скопилось в этой шерсти, что хочется немедленно взять и
выбить-выколотить пса, как какой-нибудь палас или коврик.
В глазах дворняги, печальных карих глазах, стыла неимоверная усталость
и безысходность. Собака понурила кудлатую голову, припала к земле, подогнув
передние лапы, и с трудом, будто через силу гавкнула. Хрипло, надсадно.
Верхняя губа задралась, да так и не опустилась, отчего казалось, что пес
злобно щерится. Один из желтоватых клыков был обломан. Собака гавкнула еще
раз, потом вдруг взвизгнула, как щенок, напуганный здоровенным кобелем, и
глухо, утробно зарычала. Из пасти ее потекли тонкие мглисто-дымные струйки,
собиравшиеся в туманные клубы. Белые поначалу, они приобретали сероватый
оттенок, становились гуще, непроницаемей. Дворняга тяжело дышала, тощие ее
бока ходили ходуном, лапы дрожали. Она надрывно скулила и скулила, пока
наконец не заперхала, задыхаясь то ли от дыма, исторгавшегося из ее глотки,
то ли от недостатка воздуха. Кашель душил пса, глаза его налились кровью, и
с кончика черного мокрого носа, пятная асфальт рдяными капельками, тоже
текла кровь. Вокруг стлалась белесая непроглядная муть, в которой уже водили
бесовские свои хороводы кромешники, непокойцы, пластуны и иные обитатели
Мари-Хмары...
Сентябрь близился к концу, на город надвигался туман, и "мертвые" - те,
кто не выжил тогда, кто исчез, растворился вместе с забравшим их туманом,
кто не смог, не сумел, кого не удалось спасти, но кто давал обещание ждать,
и вернуться, и всегда быть рядом... "мертвые" восставали ото сна, долгого,
длинного сна, от томительного ожидания, от небытия, серого и вязкого,
обретали на краткий миг плоть и кровь и, разбивая стеклянно звонкие стены
"саркофагов", рвались в прежний, вещный мир, в здесь и сейчас, чтобы
защитить живых. Друзей. Родных. Близких. Оберечь, не дать повториться тому,
что случилось с ними.
- Коля-я! - кричишь ты, ломая вмиг ставшую хрупкой преграду. -
Ко-оля-а!
Протягиваешь руки.
- Ксюша?.. - он удивленно оборачивается. - Ксюша?! Бежишь навстречу.
Пеннорожденная Афродита, сотканная из мельчайших капелек тумана.
Осеннего. Сентябрьского. Тумана-врага. Тумана-друга.
И не надо больше выводить милое имя на скользкой "стеклянной"
поверхности. Незачем. Пусть даже у тебя есть пальцы. И руки. И туловище. И
голос.
У тебя! Есть! Голос!
Поэтому можно громко и радостно закричать, заорать на всю улицу:
- Ко-оля-а!
- Ксю-уша-а! - Он тоже бежит навстречу. Он плачет, не веря нежданному
счастью.
- Любимый...
- Любимая...
Марево со всхлипом раздается в стороны, огибая двух целующихся людей,
надежно укрытых, как мушки янтарем, коконом безвременья. Марево-Мара,
злосчастный призрак наступающей осени. Инфернальный зародыш, спора, отзвук
чужого мира - немыслимого, чудовищного мира, по непонятным причинам
выбившегося из накатанной колеи предопределения, зацепившего соседей,
вторгшегося на порубежье. Мира, пошедшего вразнос и крутящегося теперь