"Логорея" - читать интересную книгу автора (Хорнби Ник)

Апрель 2004

КУПЛЕННЫЕ КНИГИ:

• Патрик Гамильтон «Наследие»

• Джейк Арнотт «Длинная фирма»

• Дэвид Денби «Американский неудачник»


ПРОЧИТАННЫЕ КНИГИ:

• Патрик Гамильтон «Наследие»

• Джейк Арнотт «Длинная фирма»

• Марк Хэддон «Загадочное ночное убийство собаки»

• Марк Зальцман «Правдивые записные книжки»


В прошлом месяце я разглагольствовал о том, насколько книги лучше всего остального. Я утверждал, что с хорошей книгой ничто не сравнится – ни кино, ни живопись, ни музыка. В общем, как и большинство выдвинутых в моей колонке теорий, эта оказалась полной глупостью. За последние четыре недели я прочел четыре действительно достойные книги, но запомнились мне не они. Я сходил на пару потрясающих выставок в Королевскую академию искусств (тут я нашел лазейку в своей теории: одна книга может одержать верх над одной картиной, но какие могут быть шансы у одной книги, или даже у четырех, против собрания работ Филипа Гастона и Эдуарда Вуийярда?); кроме того, в матче против «Челси» я увидел первый гол Хосе Антонио Рейеса за «Арсенал» – он пушечным ударом метров с тридцати послал мяч в девятку; а еще кто-то прислал мне чудесную неофициальную запись концерта Брюса Спрингстина в городке Брин-Мор в 1975 году. Да, прочитанные в этом месяце книги оказались очень замечательными, но после гола Рейеса я от счастья подпрыгнул на метр. (Комитет «Беливера» ненавидит спорт, и особенно футбол, поскольку спортсмены выступают с обнаженными руками и ногами, а по мнению Комитета, это недопустимо. Но пусть даже мне нельзя рассуждать о Рейесе, все равно он отличный игрок.) А вот Патрик Гамильтон не заставил меня и пальцем пошевелить. Я просто сидел – вернее, по большей части лежал – и читал книгу. И вывод прост: книги – штука хорошая, но не настолько, как многое остальное, как голы или неофициальные музыкальные записи.

Я долго сопротивлялся, прежде чем сесть за «Загадочное ночное убийство собаки», потому как мне прислали пятнадцать экземпляров этого романа. Мне его слали издатели, агенты, редакторы журналов и газет, и оттого я противился, вел себя резко и, можно даже сказать, капризно. Подобное усердие тех пятнадцати человек объясняется наличием у рассказчика синдрома Аспергера, относящегося к области аутизма, хотя этот синдром – прямая противоположность тому, от чего страдает мой сын. Рвение издателей я могу понять, но ведь книги, приходящие по почте, – это обычно искаженная и не очень приятная вариация на тему из жизни и работы человека, который реже всего хочет читать книги, имеющие отношение к его жизни и работе.

(На этой неделе мне прислали две рукописи с записками. В записках редакторы объясняли, что эти тексты очень напомнили им мои произведения. Как и многие другие писатели, я терпеть не могу свои произведения. Примерно так же я отношусь к своей стряпне. Отправляясь обедать в ресторан, я вряд ли стану заказывать свое фирменное блюдо – неоправданно дорогой кусок запеченного мяса, причем явно передержанный на огне и украшенный чем-то совершенно неуместным вроде консервированных персиков с гарниром из недоваренных безвкусных овощей, – и я не хочу читать ничего, что с равным успехом могло бы появиться в моем компьютере. Тексты, появляющиеся в моем компьютере, оказываются тем самым недоваренным, пережаренным блюдом, которое вы вряд ли захотите есть. Я был бы безумно рад получить книгу с кратким объяснением: «Это произведение не имеет ничего общего с вашими текстами. Но вы, с вашим вкусом и проницательностью, думаю, оцените его по достоинству». Такого мне никогда не пишут.)

Как бы то ни было, я в итоге сдался на милость Марка Хэддона и его книги, но лишь потому, что мне много раз хвалили роман как замечательное литературное произведение, а не как картинку из моей собственной жизни. Это третья книга об аутизме, прочитанная мной за последние три месяца, и во всех трех – в этой, в «Джордже и Сэме» Шарлотты Мур и «Даже не ошибаешься» Пола Коллинза – неизменно присутствовало описание классического теста, призванного доказать неспособность аутичных детей к теоретическому мышлению. Я процитирую краткий вывод Пола Коллинза:

У Салли и Анны есть коробка и корзинка. Салли кладет в корзинку шарик. Затем она выходит из комнаты. Пока Салли нет, Анна достает шарик из корзинки и перекладывает его в коробку. Где Салли станет искать свой шарик, когда вернется?

Если задать этот вопрос обычным детям, даже трехлетним, они ответят вам, что Салли станет искать шарик в корзинке. А вот аутичный ребенок скажет, что Салли должна заглянуть в коробку, поскольку при аутизме ребенок не может представить, как другие могут не знать того, что знает он, как они могут не чувствовать или не думать так, как чувствует и думает он. В «Загадочном ночном убийстве собаки» Кристофер пытается раскрыть загадочное убийство, а ведь из всех профессий, недоступных для аутистов, работа в ФБР – самая недоступная. Если вы совершенно неспособны представить себя на месте другого человека, то работа, требующая интуиции, умения предугадывать ход событий и понимания психологии, наверное, все же не для вас. В одном из эпизодов Кристофер, рассказчик, говорит о том тесте на теоретическое мышление и этот момент чуть не губит в остальном удачно выстроенный мир романа Хэддона. Кристофер вспоминает, как дал неправильный ответ, и добавляет: «На самом деле я просто был еще маленький и не понимал, что у остальных людей тоже есть свой ум. Я это задание посчитал тогда своего рода головоломкой, а если это головоломка, подумал я, то у нее обязательно должно быть решение».

«Посчитал своего рода головоломкой...» Погодите-ка: получается, любой ребенок, страдающий синдромом Аспергера, при желании может дать правильный ответ, так, что ли? То есть от основной причины синдрома – а по сути, самого синдрома – можно избавиться простым усилием воли? Хэддон вступает на очень зыбкую почву без должного, боюсь, понимания. «Загадочное ночное убийство собаки» – это увлекательный, интересный и трогательный роман, но если из истины вот так вьют веревки в угоду повествованию, то уместно ли называть такую книгу произведением искусства? Не знаю. Но это вопрос. К счастью, детективная составляющая сюжета к середине книги отходит на второй план, а один эпизод – когда Кристофер оказывается на запруженной людьми станции метро и безуспешно пытается сесть сначала в один поезд, потом во второй, потом в третий и так до бесконечноети – оставил незабываемые впечатления, все описано очень и очень точно.

В интернет-интервью Хэддон цитирует один резко отрицательный отзыв на его книгу с сайта Amazon.com: «Больше всего мне не понравилось, что Кристофер не выносит вымысла, хотя сама книга – это вымысел». На это автор замечает, что рецензент «по крайней мере часть проблемы слишком раздувает». Я с ним не соглашусь. Боюсь, этот рецензент из Интернета вообще мало на что способен. (Получается, нельзя написать о том, кто не умеет читать, а еще о том, кто не переносит бумагу, ведь книги – это бумага. Терпеть не могу этих рецензентов из Интернета. Даже тех, кто пишет положительные отзывы. Еще те придурки.) Но Хэддон был прав, если имел в виду, что читать такую книгу только ради того, чтобы найти там какие-то противоречия, – это забава для дураков. Если вам показалось, будто и я так ее прочитал, то извините. И потом, меня покоробило не мелкое противоречие, а вполне основательная мысль.

Эта тема возникает вновь в связи с блестящим романом Патрика Гамильтона «Наследие», где главный герой страдает каким-то видом шизофрении. Время от времени он словно отключается, хотя во время приступов остается в сознании. («Как будто занавес опустили»; «словно сильно высморкался, и окружающий мир вдруг потускнел»; «он словно смотрел кино, в котором резко пропал звук» – Джордж Боун плохо помнит, как с ним случаются приступы, и каждый раз пытается найти подходящее описание.) Естественно, все это в какой-то мере бессмысленно, ведь он не может вспомнить, что он делал во время приступов; он не может вспомнить, кто есть кто; у него в памяти задерживается ровно столько, сколько требуется Гамильтону для построения повествования. Да это и не принципиально, потому пишет он не о шизофрении. Он пишет об изможденном городе перед войной – дело происходит в Лондоне в 1939 году – и бесконечных пьяных выходках; при этом книга звучит свежо и, как ни удивительно, современно. Если помните, Гамильтона я хотел прочитать потому, что моя любимая – на данный момент – музыкальная группа выпускает альбом, названный по заглавию одного из его романов, и ежели такая причина откопать незаслуженно забытого писателя кажется вам смехотворной (и не имеющей ничего общего с литературой), то уж простите. Но я прочитал Гамильтона и очень этому рад. Спасибо, «Мара». Кстати, Джордж Боун одержим смешной и безудержной страстью к городку Мейденхед, в котором я вырос. Городок мой не так часто воспевали английские писатели (и это очень мудро с их стороны). А Джордж Боун уверен, что, когда он доберется до Мейденхеда, все станет хорошо. Ну, удачи тебе, Джордж!

«Правдивые записные книжки» Марка Зальцмана я купил пару месяцев назад, прочитав интервью с ним в «Беливере». Я начинаю с запозданием осознавать, что отбор книг по статьям в «Беливере», а потом написание о них колонки в том же «Беливере» (а я так пару раз уже делал) – это замкнутый круг. Наверное, вы захотите прочитать о книге, о которой не прочитали в одном из предыдущих номеров. В общем, как я и предполагал, прочитав интервью, книга оказалась более чем неплохой. Но, черт побери, какая же она грустная.

«Правдивые записные книжки» о том, как Зальцман был учителем английского в тюрьме для несовершеннолетних в Лос-Анджелесе, где все ученики ожидали суда и почти всех обвиняли в убийстве. Зальцман – именно тот человек, который должен был попробовать написать такую книгу. Он сочувствует, понимает и все такое, но его нельзя назвать добросердечным либералом. В самом начале книги он перечисляет причины, по которым ему не стоит браться за такую книгу. Вот некоторые из них: «Все ученики состоят в бандах», «Они до сих пор злятся, что их поймали в 1978-м» и даже «Если бы только мы могли перетряхнуть Лос-Анджелес, чтобы все бритоголовые с татуировками попадали в океан». В конце книги он приходит на суд, где слушается дело его любимого ученика, узнает про все смягчающие обстоятельства, а вернувшись домой, ложится спать с тяжелым сердцем – как он и предполагал. Однако грусть его вызвало даже «не то, что делает с молодыми ребятами судебная система... Мне пришлось смириться с тем, что человеку, к которому я так проникся, который казался таким спокойным, хватило глупости пойти в кинотеатр с заряженным пистолетом, жестокости застрелить трех человек – двух из них в спину – и бесчувственности пойти после этого смотреть кино».

Не думайте, будто «Правдивые записные книжки» настолько мрачны и полны нравоучений, что читать их невозможно. Читать интересно, а временами даже встречаются смешные, но жестокие шутки.

«– Может, опишешь, как ты кому-нибудь помог, – предлагает Зальцман ученику тему для сочинения.

– Ну... Я ничего особенно хорошего никому не делал.

– Можно даже о чем-нибудь незначительном написать.

– Ну... Если только о совсем уж незначительном».

Эта книга из тех, где персонажи учатся, растут и меняются, а все мы читали множество таких книг и смотрели множество таких фильмов и потому знаем, чего ожидать: покаяния и искупления грехов, ведь так? Но Зальцман пишет правду, и его выучившиеся, выросшие и изменившиеся персонажи отправляются в тюрьму на тридцать с лишним лет, и одному богу известно, какая их ждет судьба. В конце Зальцман благодарит своих учеников, потому что именно они укрепили его желание завести детей. Наверное, это несравнимо с той болью и страданием, которое они причинили людям и которое испытали сами, но я безумно рад, что Зальцман об этом написал: я дочитал «Правдивые записные книжки», и только ученики Зальцмана заставили меня идти дальше. Я с удовольствием читаю «Длинную фирму», умный и точный роман Джейка Арнотта о лондонских бандах 1960-х годов, но, наверное, Зальцман немного подпортил мне настроение. Преступники, банды, пистолеты, убийства... это не так забавно, как может показаться.

В следующем месяце я собираюсь прочитать «Дэвида Копперфилда», единственный важный роман Диккенса, до которого я еще не добрался. Возможно, и через месяц я все еще буду его читать, так что если вы хотите немного отдохнуть от этой колонки, то будет самое время это сделать. Я все время откладывал этот роман, поскольку мне надо было читать все остальное, чтобы было о чем писать на страницах журнала, но сейчас мне точно пора сесть на диккенсовскую диету. Не знаю, найду ли я потом слова, чтобы все описать, и как буду возвращаться к обычной жизни, но я искренне надеюсь на помощь Хосе Антонио Рейеса. Смогут ли пушечные удары с тридцати метров взять верх над одним из лучших романов Диккенса? Уверен, вам не терпится узнать.