"Генрих Белль. "Метлы бы тебе вязать!"" - читать интересную книгу автора

Хегенбаху, у которого брат был кавалером Рыцарского креста; никому из них
я так не завидовал, как этому метловязальщику, который сидел здесь, на
одесской окраине, и, ни от кого не прячась, курил свою трубку.
У меня было тайное желание встретиться взглядом с этим человеком, мне
казалось, что я почерпну в этом лице душевный покой; но вдруг кто-то,
схватив меня за шинель, рывком поставил на ноги, обругал и втолкнул в
ревущую машину, и, когда мы оторвались от земли и понеслись над сумятицей
садов, улиц и церквей, не было уже никакой возможности отыскать взглядом
того простого человека, вязавшего метлы.
Сначала я сидел на своем ранце, потом меня отшвырнуло к стенке, и я,
оглушенный гнетущим молчанием моих товарищей по несчастью, прислушивался к
грозному шуму летящего корабля, и голова моя, прижатая к металлической
стенке, дрожала от постоянных сотрясений. Только там, где сидел пилот,
густая темень битком набитой машины была не такой непроглядной, призрачный
отблеск падал на молчаливые и угрюмые фигуры солдат, сидевших на своих
ранцах справа, слева, всюду.
Внезапно странный шум прокатился по небу, такой знакомый, что я
испугался: мне показалось, будто исполинская рука великана учителя, широко
взмахнув куском меловой скалы, пронеслась по беспредельной грифельной
доске ночного неба, и звук был точь-в-точь такой же, какой я так часто
слышал всего два месяца назад. Это был тот же сердитый треск скачущего
мела.
Дугу за дугой прочерчивала по небу рука великана, но не белым по
грифельно-серому, а красным по синему и фиолетовым по черному, и
вздрагивающие линии гасли, не завершая окружности, щелкали и, взвыв,
затухали.
Меня терзали не стоны моих обезумевших от испуга товарищей по
несчастью, не крик лейтенанта, тщетно приказывавшего успокоиться и
замолчать, и не страдальчески перекошенное лицо пилота. Меня терзали
только эти прочерчивающие все небо, беснующиеся, вечно незавершенные
окружности; полные исступленной ненависти, они никогда, никогда не
возвращались к своей исходной точке, ни одно из этих бездарно вычерченных
полукружий так ни разу и не завершилось, не обрело законченной красоты
круга.
Мои мучения удесятерялись щелкающей, скрежещущей, скачущей яростью
гигантской руки; я дрожал от страха - как бы она не схватила меня за вихор
и не защелкала до смерти.
И вдруг ужас сжал сердце: эта исступленная ярость впервые по-настоящему
открылась мне в звуке: я услышал близко над головой странное шипение, и
вслед за тем словно чья-то гневная длань ударила меня по темени; я ощутил
жгучую влажную боль, с криком вскочил и схватился за небо, в котором опять
бешено дрогнул ядовито-желтый огненный зигзаг. Я крепко держал эту яростно
вырывающуюся желтую змею, правой рукой гнал ее по окружности, заставляя
описывать гневный круг, чувствуя, что мне удается завершить его, ибо
только это я и умел делать, только этим меня и одарила природа... и я
держал змею, размашисто водил ею по небу, яростно извивавшуюся,
беснующуюся, вздрагивающую, грохочущую змею, держал ее крепко, и из моего
страдальчески подергивающегося рта вырывалось горячее дыхание; а тем
временем влажная боль в темени все росла, и пока я, вычерчивая пунктиром,
завершал чудесную окружность и с гордостью разглядывал ее, пространство