"Генрих Белль. Столичный дневник" - читать интересную книгу автора

ресторана. Взглянув на часы, я дал Хеффлингу понять, что спешу, и он со
свойственным простому народу здоровым тактом сразу сообразил, что ему пора
идти.
- Заходите к нам как-нибудь, господин полковник, моя супружница будет
очень рада. - Громко смеясь, мы отправились вместе с ним к комнатке
портье, и я обещал Хеффлингу навестить его. Быть может, у меня завяжется
интрижка с его женой, время от времени во мне просыпается аппетит к грубой
эротике низших классов, и кто знает, какую стрелу припас для меня амур в
своем колчане?
Я сел рядом с Мурксом, заказал коньяк и, когда кельнер ушел, произнес
со свойственной мне прямотой:
- А ну, выкладывай, дело действительно выгорело?
- Да, мы все обстряпали. - Муркс положил свою руку на мою и прошептал:
- Я так рад, так рад, Махо.
- Я тоже рад, - сказал я растроганно, - рад, что один из моих юношеских
снов воплотился в жизнь. И произошло это в демократическом государстве.
- Демократия куда лучше, чем диктатура, если только парламентское
большинство на нашей стороне.
Я почувствовал потребность встать, на душе у меня было празднично,
исторические минуты всегда вдохновляли меня.
- Муркс, - сказал я со слезами умиления в голосе, - значит, это
действительно правда?
- Правда, Махо, - ответил он.
- Она создана?
- Да, создана... сегодня ты произнесешь речь по случаю ее
торжественного открытия. Первый курс уже набран. Слушатели размещены по
гостиницам, но это временно, пока проект не будет доведен до сведения
публики.
- А публика проглотит это?
- Проглотит. Она все глотает, - сказал Муркс.
- Встань, Муркс, - произнес я, - давай выпьем за боевой дух, который
воцарится в этом учреждении, за дух военных воспоминаний.
Мы чокнулись и выпили.


Я был так потрясен в то утро, что оказался не способным предпринять еще
что-либо серьезное; не в силах успокоиться, я пошел к себе в номер, оттуда
в холл, а потом, когда Муркс уехал в министерство, отправился бродить по
городу, обворожившему меня. Я был в штатском, но, несмотря на это, мне
вдруг показалось, будто на боку у меня палаш и будто я все время тащу его
за собой, - есть чувства, для которых во что бы то ни стало требуется
мундир. И пока я шатался по городу, предвкушая свидание с Инн, окрыленный
сознанием того, что мой план воплотился в жизнь, мне снова вспомнились
слова Шномма. "Махо, Махо, - часто говаривал он, - ты всегда витаешь в
облаках". Он говорил это и тогда, когда в моем полку насчитывалось всего
тринадцать солдат и четырех из них я приказал расстрелять как бунтовщиков.
В честь торжественного дня я позволил себе выпить около вокзала
аперитив, перелистал газеты, бегло просмотрел несколько передовиц,
посвященных обороне, и попробовал представить себе, что сказал бы он, если
бы был жив и прочел эти статьи. "Вот так христианские демократы, - заметил