"Генрих Белль. Завет " - читать интересную книгу автора

концов приписали к какой-то роте. Фельдфебель-писарь предложил мне дождаться
полевой почты, чтобы вместе с ней отправиться в расположение части. Однако
это означало еще четыре часа тоскливого сидения в угрюмом штабном замке, так
что я только попросил объяснить мне дорогу, отдал честь и откланялся.
В полутемном коридоре, где я забирал свои вещи, мимо меня прошел
офицер, рослый ладный парень, невзирая на свою молодость уже в погонах
капитана. Я исполнил предписанное уставом "отдание чести посредством
принятия стойки "смирно", он посмотрел на меня, как на пустое место, даже не
кивнул и прошел мимо. Это и был Шнекер.
Все это заняло, быть может, полсекунды, но за эти полсекунды я успел
ощутить всю меру унижения, в которое загоняет человека мундир. Каждый миг,
что на мне был мундир, я мундир ненавидел, но в эти полсекунды на меня
накатило такое отвращение, что я буквально физически ощутил во рту горький
привкус желчи. Я ринулся за офицером, что не спеша направлялся к штабной
канцелярии, успел загородить ему дверь, снова встал по стойке "смирно" и
отчеканил:
- Попрошу господина капитана отданием чести ответить на мое
приветствие.
Ненависть переполняла меня, как восторг вожделения. Он смотрел на меня,
словно на сумасшедшего.
- Что? - переспросил он, внезапно охрипнув.
Как можно более безразличным голосом я повторил свои слова, посмотрел
ему прямо в глаза и снова отдал честь.
Это был поединок одними глазами. Капитан был в ярости и, будь его воля,
просто стер бы меня в порошок, но и меня от кончиков взъерошенных мурашками
страха волос до самых пяток пронизывала ненависть редкой, кристальной
чистоты. Тут он наконец вдруг вскинул руку к козырьку, я посторонился,
отворил ему дверь и только после этого вышел. Я быстро пересек деревню,
спящую, казалось, беспробудным сном, свернул, как мне было указано, в третью
улицу налево, что вела к берегу, и уже вскоре очутился в совершенно
необитаемой местности. Полуденный зной висел над лугами зыбким маревом, на
тропе только белесые камни и пыль, изредка попадались на глаза два-три
деревца, чаще кустарник, нигде ни одной возделанной делянки. Завидев вдалеке
пятнышко скудной тени, я двинулся к нему и шел так полчаса, прежде чем
опомнился, поднял глаза и только тут сообразил, что все это время иду
вперед, бессмысленно уставившись в одну точку. Усталость накатила внезапно -
я вдруг совсем обессилел. Край тропы порос сочной муравой, я уж совсем было
собрался на нее присесть, но тут завидел метрах в ста, не дальше, небольшую
рощицу, под сенью которой, похоже, угадывалось нечто вроде человеческого
жилья. Коровы, вконец сморенные духотой, жались поближе к кустарнику. Пройдя
по плитам дорожки, я остановился у крыльца: это был не дом, а почти руина,
наполовину заросшая кустарником, с забитыми окнами и облупившейся,
совершенно выцветшей вывеской над дверью, на которой от слова "Ресторация"
сохранилось нечто, что я поначалу, не разобрав, почему-то прочел как
"рацио".
Но дверь была открыта, я вошел в прихожую, где даже угадывались
какие-то запахи, отворил следующую, коричневую, дверь справа. И очутился в
пустой комнате. Я поставил сумку, снял с плеч ранец, бросил на стул пилотку
и ремень, извлек из кармана необъятный носовой платок и, продолжая
осматриваться, принялся отирать пот.