"Генрих Белль. Когда кончилась война ("Город привычных лиц" #7) " - читать интересную книгу автора

прелюбодеи.
- Ну, чего топчетесь на месте? - закричал часовой-бельгиец. - Пошли!
Пошли! Ты что, домой не хочешь?
Я вошел в лагерь. Сперва английский офицер вручил каждому из нас по
двадцать марок, в получении которых надо было расписаться. Потом - очередь к
врачу. Врач был немец - молодой насмешливый парень; он подождал, пока в
кабинете собралось человек двенадцать - пятнадцать, и объявил:
- Если кто из вас настолько болен, что не хочет сегодня - понимаете,
сегодня же - отправиться домой, пусть поднимет руку.
И, конечно, нашлось несколько человек, которые рассмеялись этой
немыслимо смешной шутке. Затем мы по очереди подходили к его столу, где он
каждому шлепал печать на свидетельство об освобождении, и выходили в другую
дверь. Я задержался на несколько секунд у открытой двери и услышал, как врач
говорил следующей группе:
- Если кто из вас настолько болен, что...
Я вышел, и уже в конце коридора до меня донеслись раскаты смеха, а я
направился к следующей инстанции. Это был английский фельдфебель, который
стоял у наспех вырытого отхожего места без крыши.
- Предъявляйте свои солдатские книжки и вообще все бумаги, -
скомандовал фельдфебель.
Он произнес это по-немецки, и когда они вытаскивали из карманов
документы, он, махнув рукой в сторону отхожего места, приказывал кидать все
в дыру, добавляя всякий раз тоже по-немецки:
- Не стесняйтесь, наслаждайтесь!
И большинство смеялось и этой шутке. Я вообще установил, что у немцев
вдруг пробудился вкус к шуткам, но только если шутили иностранцы: даже
Эгелехт смеялся в лагере, когда американский капитан, указав на проволочное
заграждение, сказал:
- Boys*, не воспринимайте это трагически - наконец-то вы свободны.
______________
* [5] Мальчики (англ.).

У меня английский фельдфебель тоже спросил документы, но я смог
предъявить только свидетельство об освобождении, потому что свою солдатскую
книжку загнал за две сигареты еще в лагере одному американцу; я сказал:
- Никаких других бумаг у меня нет.
И это его так же разозлило, как в свое время американского фельдфебеля,
когда на вопрос: "Гитлер-югенд? СА? Член партии?" - я ответил: "No"*.
Американец на меня наорал, назначил наряд вне очереди, выкрикивал мне вслед
ругательства и обвинил мою бабушку в каком-то сексуальном извращении,
природу которого мне так и не удалось выяснить из-за недостаточного знания
американского сленга. Они стервенеют, если кто-нибудь не подходит под
заготовленную ими мерку. Английский фельдфебель побагровел от бешенства,
вскочил и принялся меня обыскивать; долго искать ему не пришлось - он тут же
наткнулся на мой дневник, толстую самодельную тетрадку: листы, вырезанные из
бумажных пакетов, были прошиты проволокой - я записывал туда все, что
случилось со мной с середины апреля до конца сентября, начиная с того дня,
как был взят в плен американским сержантом Стивенсоном, вплоть до последней
записи, которую я сделал уже в поезде, когда мы проехали мрачный Антверпен,
где я прочел на одной стене надпись: "Vive le roi!" **. Больше ста страниц