"Генрих Белль. Шмек не стоит слез" - читать интересную книгу автора

вещь". - "Для чего? - спросила я. - Может, для поступления в университет?" -
"Да", - сказал он. "Нет, - сказала я. - Уж если я пойду на фабрику, то на
настоящую, и всерьез". Так я и сделала. Тебе неприятно это слушать?
- Да, - сказал Мюллер, - очень неприятно, когда человек выбрасывает то,
о чем несметное число людей мечтает и тоскует. Можно смеяться и над
платьями, пренебрегать ими, если они висят у тебя в шкафу или ты можешь в
любую минуту их получить, можно смеяться над всем, что тебе кажется от
рождения само собой разумеющимся.
- Да я вовсе не смеялась над этим и этим не пренебрегала, мне и в самом
деле больше хотелось пойти работать на настоящую фабрику, чем учиться в
университете.
- Тебе я верю, - сказал он, - тебе я всегда верю - даже, когда
уверяешь, что ты католичка.
- Кстати, вчера я тоже получила из дома посылку, - сказала Мари. -
Угадай-ка, что там было.
- Кровяная колбаса, сало, домашний бисквит, сигареты, - сказал
Мюллер. - Но глютамина там не было. И конечно ты разрезала бечевку
ножницами, бумагу скомкала и...
- Точно! - рассмеялась Мари. - Абсолютно точно. Ты только забыл...
- Нет, я ничего не забыл. Просто ты меня перебила. А то бы я сказал,
что ты тут же откусила кусок колбасы, кусок бисквита и закурила сигарету.
- Ну, а теперь пошли в кино. А потом мы убьем Шмека, только не до
смерти. Сегодня!
- Сегодня?
- Непременно сегодня. Все, что считаешь правильным, надо делать тут же,
и жена должна быть мужу опорой в его борьбе.

10

Когда они вышли из кино, уже совсем стемнело. Сторож стоянки
велосипедов был зол как собака, потому что стоянка опустела и он охранял
только грязный, разболтанный велосипед Мари. Старик сторож, в длинном, до
пят пальто, ходил взад-вперед, потирая от холода руки, и бормотал
ругательства.
- Дай ему на чай, - тихо сказала Мари и в смущении осталась стоять у
столбика с цепью, которой была отгорожена стоянка.
- Мои принципы запрещают мне давать на чай, за исключением тех случаев,
когда чаевые предусмотрены официально, это оскорбление человеческого
достоинства.
- А может быть, у тебя превратное представление о человеческом
достоинстве: мой предок, первый Шлимм, лет семьсот назад получил баронский
титул и земли в качестве чаевых.
- А может быть, именно поэтому ты так мало ценишь человеческое
достоинство. О господи! - вздохнул он и, понизив голос, добавил: - Сколько
надо дать в таком случае?
- Я думаю, пфеннигов двадцать или тридцать или сигарет на эту сумму.
Ну, прошу тебя, иди помоги своей помощнице, мне ужасно неловко.
Мюллер нерешительно подошел к сторожу, держа в руке номерок, словно
документ, в подлинности которого не уверен, а когда сторож повернул к нему
свое злое лицо, он вытащил из кармана пачку сигарет и сказал: