"Генрих Белль. Приглашение на чай к доктору Борзигу " - читать интересную книгу автора

произойти... и сожаление становится все более ощутимым.
Фрау Борзиг. Прощайте, я наговорила вам уйму глупостей. Стоит мне
вспомнить, как вы плакали у порога булочной, и я чувствую, что могла и не
приходить. Но я с радостью встретилась бы с вами еще раз.
Франциска. Я не забуду ваших слов: сито будет частым. Я постараюсь не
пропустить сквозь него ни одной пылинки и не позволю времени обвивать меня,
подобно повилике. Я войду прямо в него, как в улицу, на которой плачут дети,
на которой пекут хлеб и кофейные мельницы скрипят, подобно маленьким
шарманкам. Любовь доплескивается до нас из чужих парадных; заметив мои
слезы, улыбается беспомощно булочник, ему стыдно... и мне стыдно, сама не
знаю почему.
Фрау Борзиг. До свидания. Если у вас найдется свободный часок,
пригласите меня на хлеб или на слезы в кино.
Франциска. До свидания.
Роберт. До свидания.

Дверь закрывается.

Франциска. Я боюсь тебя даже спрашивать.
Роберт. Что ты делала без меня все это время?
Франциска. Лежала на подоконнике и ждала. Твоя комната самая лучшая из
всех комнат на свете: отсюда виден вокзал, слышен его шум, его запах...
бормочущие голоса внизу, отдельные слова; они звучат таинственно, хотя
ничего таинственного в них нет... Это самые простые слова: часы и минуты,
станции, номера... Сегодня мне вдруг показалось, будто я знаю, что
всемирного потопа не будет. Когда пришла фрау Борзиг, мне стало страшно;
когда она заговорила, у меня было такое чувство, будто на меня покусилась
смерть, но смерть, надушенная грустью, обрызганная одеколоном, чем-то
тошнотворным и в то же время имеющим привкус икры. Она по-своему права, как
прав и булочник, который уже не умеет плакать, вдыхая запах хлеба... Зато я
могу встать на колени прямо в сугроб и плакать над хлебом, потому что он так
сладко пахнет, и над снегом, над его белизной... А что ты делал без меня?
Роберт. Ну, скучать было некогда: они хитрые. Но самое странное, что на
них тоже лежит этот налет печали. Печаль может разжалобить. И все же они
недостаточно хитры и недостаточно печальны... Я не могу сделать то, чего они
от меня требуют. Не могу, даже если бы захотел. Я вижу их насквозь и
представляю себе людей, обманутых моей рекламой: они кладут две марки и
десять пфеннигов на прилавок аптеки, за эти деньги они могли бы купить себе
хлеб, сигареты или пойти в кино. Эти деньги они могли бы кому-нибудь
подарить. Я вижу монеты, сложенные в стопки; пфенниги кишат, словно мириады
вредных насекомых. Доктор Борзиг сказал: "Не надо заглядывать чересчур
далеко, не надо ни во что вникать". А как же можно далеко не заглядывать, не
вникать?.. Люди видят красные губы, зеленую траву... Неужели я должен их
уговаривать, что они видят плохо, что губы им кажутся зелеными, а трава
красной? "Их надо напугать", - сказал Зентген. Но они и так уже напуганы. И
я не хочу пичкать их дешевыми утешениями. А главное: я не хочу разжигать в
них дешевый страх... Ну а чего ты ждала от меня?
Франциска. Я боялась и в то же время не теряла надежды. Я знала, что
все случится именно так, как случилось. Я надеялась, что ко мне вернется
тот, за кого я тебя принимала.