"Аркадий Белинков. Черновик чувств " - читать интересную книгу автора

кофта Маяковского была такой же эпатацией, как век назад крас-ный жилет
Готье в Париже. Для России это еще не было большим опозданием. Но если
сейчас человека, рискнувшего пройтись по литературной улице имени
пролетарского писателя Горького в разноцветных штанах, непременно посадят в
тюрьму, то во Франции разнолацканному пиджаку усмехнутся, как наскучившей
реминисценции.
Я перевел дух после этой тирады и искоса взглянул на нее. Шаги
убежденно пода-пода-дакивали моим словам. Воротник ушел в губы. Потом
откинулся и тоже согласился.
Я чувствовал, что в этот вечер мы просто прощали друг другу. Даже с
удовольствием. Мы понимали, что истину нам придется искать потом. Вначале
только кусочки предсердий, ресниц, коленей и слов, похожих на свои или на
такие, которые тебе самому бы хотелось иметь.
Ей, вероятно, тоже хотелось так думать, и она сказала:
- Аркадий, вы знаете, дорогой, вам мало быть просто правым. Поймите же,
что если я соглашусь с вами, то через несколько дней мне ничего не
останется, как только повторять за вами все остальное. А это скучно и
обидно. Но главное - обидно.
И за круглой, ласковой улыбкой на мгновенье показалось острое и уже
беспомощное беспокойство.
Потом мы подошли к огромной глыбе ее дома и долго две стеклянные двери
разбивали друг о друга свои хрупкие зимние украшения.

АНЕКДОТ III

Полезные сведения о немецком ученом Отто Вейнингере. Солиптические
тенденции автора. Несколько скептических замечаний по поводу истории
искусств. Кроме всего этого, автор размышляет о своем весьма странном
настроении и приходит к выводу, что ему свойственна тяжелая дореволюционная
болезнь rеflexie.
Краткость этого Анекдота весьма недостаточно компенсируется величиной
названия.
С непривычки я каждый раз укалывал глаза о чужие созведия. Дома я знал.
Тверской бульвар в январе лежит под Драконом. А над моим домом - маленькая
звезда, имени которой я не знаю.
Почему мне было грустно, я понимал. Но спокоен я был совершенно. Это
сильно удивляло и тревожило. Мне справедливо казалось, что обо всем этом
грудной клетке пристало думать больше, чем голове. Но я слишком привык к
доказательствам. И апелляция к тому, что у этой девушки поразительно острая
восприимчивость, очень тонкий вкус и удивительного тембра голос, показа-лась
мне более убедительной, чем рассуждения Отто Вейнингера, в которых косвенное
участие принимает сердце, никакой роли не отведено голове и огромное место
занимают наши дикие прародители.
Но было все-таки очень тоскливо. И грустно было думать о том, что наша
жизнь это не сшитое безупречно платье, которое прекрасно облегает фигуру,
меняя ее очертания по своему образу и подобию, вполне соответствующему
вашему характеру и разрезу глаз своим покроем и цветом. Если же покрой и
цвет не соответствуют вашим глазам и добрым намерениям, то вы можете снять
платье и надеть халат, который мало что привносит своего в вашу сутулость и
узкоплечесть. Халат, конечно, более искренней и удобен, но - увы! некрасив.